Геннадий Матвеев
РОССИЙСКО-УКРАИНСКИЙ КОНФЛИКТ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКОЙ ДИПЛОМАТИИ И ВОЕННЫХ КРУГОВ В МЕЖВОЕННЫЙ ПЕРИОД
Вопрос о роли российско-украинских отношений в планах польских политических и военных кругов в межвоенный период уходит своими корнями, по крайней мере, в начало XIX в. Именно тогда И. Лелевель сформулировал свое известное положение, что одной из основных причин разделов Речи Посполитой стало ее географическое положение между Россией и Пруссией, между «молотом и наковальней» и неспособность поляков обезопасить свое государство от их экспансионизма. На протяжении всего XIX и начала XX в. в польских политических кругах не прекращались дискуссии о том, как восстановить Польское государство, на какие общественные силы следует опираться, наконец, где искать союзников в борьбе с могущественными монархиями, в состав которых были включены польские земли.
На рубеже веков определились две основные позиции, сторонники которых имели общую цель — независимую Польшу, но кардинально различались в оценке путей ее достижения и обеспечения будущей безопасности.
Национальные демократы и их лидер Р. Дмовский главную опасность для дела возрождения Польши и поляков как нации видели в Германии. Поэтому они считали, что польский вопрос следует решать в опоре на Россию, поэтапно, вначале добиваясь автономии, а затем и полной самостоятельности. С союзом с Россией они связывали также надежды на освобождение поляков из-под господства Пруссии и Австрии. Будущая Польша должна была бы включить в свой состав ряд бывших территорий Речи Посполитой, где польское культурное и экономическое присутствие было достаточно сильным, чтобы обеспечить прочную интеграцию населявших их «неисторических» народов в Польское государство. Остальная же часть должна была остаться за Россией. При таком полюбовном разрешении «спора славян между собой» Варшава получала бы прочный тыл и могла решительно противостоять натиску немцев. Стремясь к реализации своей концепции, Р. Дмовский уже в годы первой русской революции приступил к налаживанию сотрудничества с правительственными кругами Петербурга и теми российскими политическими партиями, которые допускали возможность изменения статуса Царства Польского.
ППС во главе с Ю. Пилсудским, а затем и весь лагерь так называемых «независимовцев» основное препятствие на пути Польши к независимости видели в России, владевшей большей частью земель Польши и бывшей Речи Посполитой. Многонациональный характер Российской империи и полное игнорирование Петербургом справедливых требований народов окраин, по их мнению, рано или поздно должны были привести к ее распаду по национальным швам. В результате в полосе между Великороссией и Польшей должен был возникнуть ряд независимых государств, которые стали бы своеобразным буфером между Москвой и Варшавой, освободили Польшу от угрозы русского империализма 1, а тем самым облегчили ее успешное противостояние Германии. В этом случае в качестве дополнительной гарантии безопасности от русского экспансионизма предполагалось налаживание федеративных отношений с будущими восточными соседями Польши. Поэтому в качестве возможных союзников рассматривались все сепаратистские партии народов России, а в 1905 г. даже Япония.
С образованием независимого Польского государства в ноябре 1918 г. споры относительно условий национальной безопасности из теоретической плоскости перешли в область реальной политики. То обстоятельство, что у руля польского государства в момент, когда определялись его внешнеполитические приоритеты и союзники, оказался Ю. Пилсудский, в немалой степени предопределило общий климат международных отношений в регионе, лежащем между этнической Польшей и этнической Россией. Начальнику польского государства вовсе не были чужды экспансионистские устремления, хотя он предпочитал прикрывать их красивыми словами о праве всех народов самостоятельно решать собственные судьбы. Наиболее известным документом такого рода является его воззвание «К жителям бывшего Великого княжества Литовского» от 22 апреля 1919 г. Истинные взгляды Пилсудского в это время наиболее адекватно, пожалуй, переданы его личным секретарем в 1918 — 1922 гг. К. Свитальским, сделавшим в своем дневнике в конце 1919 г. следующую запись: «Не следует принципиально противопоставлять аннексионистскую и федералистскую концепции, одна не исключает другой, дело только в возможности поставить федералистское решение впереди, чтобы в случае, если ее не удастся реализовать, оставался второй выход» 2.
Развитие событий в России, начиная с 1917 г., в основных чертах подтверждало ожидания и прогнозы Пилсудского. Империя погрузилась в состояние хаоса и гражданской войны, на ее окраинах одно за другим возникали национальные правительства. Особый интерес вызывало у Пилсудского развитие событий в Литве и Украине, которые могли сыграть роль щита между белой или красной Россией и независимой Польшей. Однако очень скоро, уже весной 1919 г., стало ясно, что вероятность воссоздания польско-литовской федерации крайне невелика, поскольку политики Ковно отрицательно отнеслись к такой идее. В конечном счете Пилсудский пошел на захват Виленской области с помощью военной силы и ее последующее включение в состав Польши вопреки протестам Литвы, лишавшейся в результате этой акции своей исторической столицы.
Более перспективным оказалось украинское направление, точнее Украинская Народная Республика. Уже в конце ноября 1918 г. Киев посетили эмиссары Пилсудского, вступившие в контакт с Директорией 3. Контакты с правительством Петлюры продолжались и в следующем году. Хотя тесное сотрудничество на антироссийской платформе отвечало интересам обеих сторон, наладить его было нелегко из-за войны Польши с Западно-Украинской Народной Республикой, формально объединившейся с УНР 4. Тем не менее, не будучи в силах противостоять наступающей Красной Армии, Директория уже в конце мая 1919 г. согласилась признать границу Польши по линии реки Стырь взамен за военную поддержку против большевиков. Следующим важным этапом польско-украинского сближения явилось заключение перемирия 1 сентября 1919 г. Но оно не повлекло за собой непосредственного боевого взаимодействия сторон, на что, несомненно, надеялся Петлюра. В секретной инструкции Главного командования Польской армии командующим Волынского и Галицийского фронтов от 25 августа 1919 г. об отношении к Петлюре, подписанной С. Галлером, говорилось, что до окончания переговоров с ним, которые не гарантируют Варшаве «политических компенсаций», не следует оказывать украинцам активной помощи 5. Да и сдержанная позиция Парижа и Лондона в отношении правительства Петлюры не требовала от Пилсудского принятия быстрого решения.
На рубеже 1919 — 1920 гг. Пилсудский окончательно выбрал активный вариант своей восточной политики. Польская армия перешла определенную Антантой линию границы на Волыни. Петлюра, теснимый Деникиным, был принят в Польше и выразил готовность заключить с Варшавой военно-политический союз. Готовя превентивный удар в направлении Киева в связи с ожидаемым наступлением Красной Армии, Пилсудский с начала весны 1920 г. во главу своей стратегической концепции поставил проблему взаимодействия с Петлюрой. Политический договор и секретная военная конвенция, заключенные 21 и 24 апреля 1920 г. с УНР, стали «формальным актом, предопределившим смену враждебных отношений на дружественные между Польшей и Украиной» 6. Содержание этих документов хорошо известно 7. Помимо военной конвенции 9 августа 1920 г. между польским министерством финансов и правительством УНР был заключен договор о займе на покрытие последним расходов на гражданскую администрацию. Его размер должен был определяться ежемесячно, причем на первый месяц было выделено 25 млн. польских марок. Конечно, поддержка Польшей УНР вовсе не имела филантропического характера. В июне 1921 г. Петлюра жаловался, что польская помощь была значительно меньше общей стоимости имущества, вывезенного польскими войсками из Украины 8.
Существенная помощь была оказана Варшавой Петлюре на международной арене. По личной просьбе Пилсудского в июне 1920 г. УНР была признана Финляндией. После подписания Варшавского договора украинские посольства и миссии, общим числом 13, были направлены в основные европейские государства.
Польско-украинский военно-политический союз формально утратил силу 18 октября 1920 г., после прекращения военных действий на польско-советском фронте, но фактическое активное военное сотрудничество продолжалось еще не менее года. После того, как украинские войска были выбиты с позиций за Збручем и 21 ноября 1920 г. ушли в Польшу, они были разоружены и интернированы в нескольких лагерях: Калише-Шчиперне, Александрове-Куявском, Стшалково, Ланьцуте и Вадовице. Интернирование было не каким-то недружелюбным жестом, а только формой убежища, предоставленного значительной массе эмигрантов на территории Польши. По приблизительным подсчетам в Польше оказалось от 35 до 40 тыс. украинских эмигрантов, из них более 10 тыс. были размещены в лагерях 9.
После подписания Рижского мирного договора 1921 г. из интернированных украинцев при содействии польских спецслужб были созданы три отряда под командованием Ю. Тютюнника, Д. Палиева и Гуляй-Гуленко, которые в октябре-ноябре 1921 г. вторглись с территории Польши и Румынии в Украину с целью вызвать там восстание, но вскоре были разгромлены и вернулись обратно. Лагеря для интернированных просуществовали в Польше до 1924 г. Находившиеся в них военнослужащие армии УНР сохраняли свою организацию, а отношение польских властей, особенно военных, было к ним самым доброжелательным 10. Оказавшиеся в эмиграции политики УНР даже вынашивали планы превращения Восточной Галиции в своего рода украинский Пьемонт, но не встретили поддержки у польской стороны, трактовавшей этот район как интегральную часть Польши 11.
Положение эмигрантов из УНР в Польше стало меняться к худшему после ухода Пилсудского в 1922 — 1923 гг. с государственных и военных постов и перехода внешней политики Польши под контроль право-центристских партий, стремившихся урегулировать отношения с СССР. Эта тенденция была немедленно замечена в Москве, реакцией которой стало прекращение в 1924 г. диверсионно-повстанческих действий на территории Западной Украины и Западной Белоруссии.
Но все же контакты с украинской военной эмиграцией сохранились вплоть до майского государственного переворота 1926 г., осуществленного Ю. Пилсудским. В справке, подготовленной экспозитурой № 2 II отдела Генштаба Польши в конце 1938 г., отмечалось: «В Генеральном штабе и министерстве иностранных дел прометейское дело (такое наименование получила проводившаяся в межвоенный период польскими военными и дипломатами политика поддержки антисоветских нерусских эмигрантских организаций — Г. М.), хотя и не находило отражения в нашей восточной политике, не было полностью заброшено. Оно только сошло с уровня начальника штаба и министра на уровень руководителей отделов и начальников, и сохранялось там благодаря тому, что в штабе остались Т. Шетцель, В. Енджеевич, Чарноцкий, а в МИД — Лукасевич, Кнолль... начальник восточного отдела в МИД Лукасевич помог Т. Голувке наладить финансирование прежде всего украинских и грузинских организаций» 12.
После мая 1926 г. происходит не только оживление, но и пересмотр программы политического и военного сотрудничества с прометейским движением, в том числе и с украинцами из УНР. Общее руководство было возложено Пилсудским на генерала Ю. Стахевича, с ним взаимодействовали Генеральный штаб, министерство иностранных дел и министерство внутренних дел. В Генштабе за это направление деятельности отвечал начальник II отдела полковник Т. Шетцель, в МИД — начальник восточного отдела Т. Голувко, в МВД — начальник отдела национальностей X. Сухенек-Сухоцкий. К сотрудничеству были привлечены Восточный институт и Украинский научный институт.
Реорганизации подверглись формы военного сотрудничества, в том числе и с украинской эмиграцией, были сформированы штабы. Принципы деятельности украинского штаба, сформулированные в 1927 г. полковником Т. Шетцелем, предусматривали, что он является дружественной Польской армии военной организационной единицей, которая временно находится на территории Польши и пользуется технической и материальной помощью польского Генштаба. В задачи украинского штаба входили подготовительная мобилизационно-оперативная деятельность, разведка и пропаганда. В 1928 г. в Польскую армию на контрактной основе была принята первая группа украинских офицеров из числа эмигрантов 13. На 31 декабря 1938 г. в Польской армии по контракту служили 40 украинских офицеров, в том числе 2 подполковника, 17 майоров, 8 капитанов, 10 поручиков, 1 подпоручик и 2 подхорунжих. По численности эта группа уступала только грузинской, насчитывавшей 51 человека 14.
До 1932 г. польская сторона не очень скрывала факт сотрудничества с представителями прометейской эмиграции на уровне государственной администрации, армии и дипломатических служб, хотя оно и не имело государственно-правовых форм. Наиболее активным польско-украинское сотрудничество было на Волыни, где осела значительная часть петлюровцев, особенно в 1928 — 1938 гг., когда воеводой здесь был X. Юзевский, поляк, легионер, министр в правительстве Петлюры в 1920 г.
В 1932 г. был подписан польско-советский договор о ненападении, ст. 3 которого содержала обязательство сторон не «принимать участия ни в каких соглашениях, с агрессивной точки зрения явно враждебных другой стороне» 15. С этого момента отношения между польскими властями и эмигрантами стали скрываться более тщательно, произошли изменения в распределении обязанностей между Генштабом и МИД в пользу первого 16.
В историографии широко распространено мнение, что договор о ненападении 1932 г. явился важным рубежом в истории польско-советских отношений 17. Совершенно по-иному его оценивали польские военные: «Руководители прометейской эмиграции прекрасно поняли тактический, а не существенный шаг в польской восточной политике, сделанный пактом о ненападении, и не утратили веры в прочность заключенных с ними союзов. Правда, вначале вызвала определенные опасения проблема реакции и оценки пакта со стороны национальных масс в прометейских странах, а также более широкого общественного мнения эмиграции, но здесь не было никаких осложнений. Без преувеличения следует сказать, что обаяние имени Юзефа Пилсудского и понимание в рядах эмиграции, что под его руководством наша внешняя политика будет использовать пакт как инструмент для того, чтобы ставить в сложное положение Советы, оказались достаточными для устранения опасений» 18. И хотя сам Пилсудский в это время из-за болезни уже не принимал видных представителей эмиграции, но интереса к ней не утратил, получая информацию от генерала Ю. Стахевича.
Украинская эмиграция, наряду с кавказской, продолжала привлекать основное внимание польских военных и дипломатических кругов и в 30-е гг., которые особенно интересовались пропагандистско-издательской деятельностью, рассчитанной на собственную среду, на родину и мировое общественное мнение. Что же касается диверсионно-подрывных действий, то из-за разгрома антисоветских организаций на Украине их пришлось ограничить, концентрируясь прежде всего на сохранении контактов и связей с законспирированными организациями на местах, в частности, с остатками Союза освобождения Украины, разгромленного в 1929 г. На изменение подхода к эмиграции влияли и другие факторы. Украинские эмигранты в Польше старели, умирали, уезжали в другие страны в поисках средств существования. Это серьезно снижало их значение как боевой силы. Определенные трудности возникали в связи с тем, что в ряде европейских стран наблюдалась тенденция к ограничению свободы антисоветской деятельности эмигрантских организаций. Серьезную конкуренцию Польше стала оказывать гитлеровская Германия, интересы которой на востоке практически покрывались с интересами Варшавы, и которая имела то преимущество, что располагала большими материальными возможностями. Это был весьма существенный момент, поскольку с начала экономического кризиса 1929 — 1932 гг. Польша вынуждена была сокращать финансовую помощь прометейским организациям. Так, если в 1931 — 1932 гг. она составила 1 263 709 злотых, то в 1937 — 1938 гг. сократилась до 803 110 злотых. На 1938 — 1939 гг. расходы Генерального штаба на прометейскую акцию планировались в размере 334 тыс., а МИД — 477 тыс. злотых 19.
Тем не менее, в польских военных кругах в конце 30-х гг. существовало убеждение, что это сотрудничество следует активизировать. И сделать это считали нужным по двум причинам. Во-первых, эмигранты из УНР должны были пропагандой своей идеологии способствовать распространению антирусских и антисоветских настроений среди украинского населения Польши, особенно Восточной Галиции, а также ослаблению влияния антипольской ОУН. Во-вторых, тесное сотрудничество со всеми эмигрантскими организациями народов СССР должно было послужить Польше на случай военного конфликта с СССР. В связи с этим знаменателен один из пассажей уже неоднократно цитированного документа экспозитуры № 2 II отдела Генштаба: «Российское государство вследствие своего положения и размеров сможет вести оборонительную войну до тех пор, пока будет в состоянии удерживать свою целостность по национальным швам. Когда они начнут трещать — оно будет побеждено. Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто-то будет участвовать в разделе. Польша не может оставаться пассивной в этот знаменательный исторический момент. Она должна приготовиться к нему достаточно заблаговременно физически и эмоционально. Путь к этому ведет через прометейское движение» 20.
Суммируя все вышесказанное, можно полагать, что расчеты и надежды на русско-украинский конфликт были одной из существенных установок польской дипломатии и военных кругов практически на всем протяжении существования II Речи Посполитой. Пребывание у власти право-центристской правительственной коалиции, не разделявшей взглядов Пилсудского на восточную политику, оказалось слишком непродолжительным, чтобы существенно ослабить сложившийся союз пилсудчиков и сторонников Петлюры. Опыт межвоенного двадцатилетия показал, что исповедывавшаяся Пилсудским концепция обеспечения безопасности Польши, стержнем которой было стремление к максимальному ослаблению России, оказалась слишком нереалистической. Время проверки второй, национал-демократической концепции наступило только после второй мировой войны, в иных исторических условиях.
Примечания
1 См. например: Pilsudski J. Pisma zbiorowe. W-wa, 1937. Vol. II. S. 253.
2 Switalski K. Diariusz 1919 — 1935. W-wa, 1992. S. 40.
3 Nowak A. Jak rozbic Rosyjskie imperium? Idee polskiej polityki wschodniej (1733 — 1921). Warszawa, 1995. S. 256 — 257.
4 Центр хранения историко-документальных коллекций (далее ЦХИДК). Ф. 453. Оп. 1. Ед. хр. 3. С. 153 — 154.
5 Nowak A. Op. cit. S. 260.
6 ЦХИДК. Ф. 453. Оп. 1. Ед. хр. 3. С. 154.
7 Документы и материалы по истории-советско-польских отношений (далее ДиМ). М., 1964. Т. П. С. 656 — 658, 660 — 663.
8 Switalski К. Op. cit. S. 92.
9 Ibid. S. 93. ЦХИДК. Ф. 453. On. 1. Ед. хр. 3. С. 170.
10 Там же. С. 171.
11 Switalski К. Op. cit. S. 137.
12 Там же. С. 176 — 177.
13 Там же. С. 178 — 179.
14 Там же. С. 208.
15 ДиМ. М., 1967. Т. V. С. 534. -
16 ЦХИДК. Ф. 453. Оп. 1. Ед. хр. 3. С. 180.
17 Подробнее об этом см.: Матерский В. К вопросу о периодизации польско-советских отношений в межвоенный период // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1995. № 4. С. 73.
18 ЦХИДК. Ф. 453. Оп. 1. Ед. хр. 3. С. 181.
19 Там же. С. 184, 186, 189 — 191, 213.
20 Там же. С. 211.
