Владимир АНТОНОВИЧ
НЕИЗВЕСТНЫЙ ДОСЕЛЕ ГЕТМАН И ЕГО ПРИКАЗ
В истории днепровского козачества ясные и связные исторические данные начинаются лишь с половины XVII столетия. Продолжительная борьба, возникшая при Богдане Хмельницком, и крупный переворот в истории Южнорусского края, бывший ее результатом, вызвали многочисленные исторические труды современников, посвященные описанию самой борьбы и ее последствий; кроме польских и иностранных писателей, появился целый цикл местных летописцев, которые составляли повествования о войнах Богдана Хмельницкого и затем передавали свой труд преемникам, дополнявшим местное летописание дальнейшими сведениями о истории козачества во второй половине XVII и в XVIII столе-/186/тиях. Но о времени, предшествовавшем Богдану Хмельницкому, т. е. об истории козачества за все XVI и первую половину XVII столетия, местные летописцы имели лишь самые неточные и общие сведения, дошедшие до них путем изустного предания. У польских писателей XVI столетия сведения эти встречались только в виде крайне отрывочных, случайных и очень часто сбивчивых известий, отмечавших лишь более крупные факты на значительном расстоянии времени друг от друга. Таким образом, точных данных об историй козачества до времени Богдана Хмельницкого не существовало до последнего времени, когда многочисленные издания документов и других исторических памятников дозволили, хотя в некоторой степени, уяснить подробности истории козачества в указанное время. Недостаток исторических сведений отразился в трудах первых составителей истории козачества: они или наполняли свои сочинения сведениями явно вымышленным», подобно составителю «Истории Руссов», или же, желая изгладить многочисленные пробелы, вносили в них, подобно Бантышу-Каменскому и Маркевичу, рассказы, к истории козачества не относящиеся, и гипотезы не всегда удачные. Впрочем, отсутствие точных сведений отразилось на сочинениях названных писателей не только скудостью фактических данных, но и неверным представлением о быте козачества в период времени до половины XVII столетия: совершенно невольно писатели эти предполагали, что весь строй козачества, хорошо известный им после Богдана Хмельницкого, был точно так же развит и до него; они представляли себе гетмана, генеральную и полковую старшину, козацкие полки и сотни в начале XVI столетия в таком же виде и с таким же устройством, какими знали их в XVIII столетии; вся трудность, по их мнению, состояла лишь в том, что нельзя было указать последовательного ряда гетманов и окружавших их старшин, и писатели эти направили все усилия для того, чтобы составить такой ряд для всего времени первоначального существования козачества за полтора столетия. Пользуясь неясными и неточными намеками польских писателей, они приписывали звание козацкого гетмана всякому лицу, о котором нашли сведения, что оно предводительствовало каким-либо козацким отрядом, или даже любым ополчением, ошибочно названным козацким; таким образом составился для XVI столетия ряд мнимых козацких гетманов, в число которых были записаны и старосты украинные: Дашкевич, Лянцкоронский, Вишневецкие и т. д., и предводители шляхетской вольницы, как Сверчовский, и политические иноземные авантюристы, как Подкова, и, наконец, лица, никогда не существовавшие, как прославлен-/187/ный Федор Богдан. В исходе XVI столетия исторические сведения несколько становятся яснее: с началом козацких реакций против Польши, крупные козацкие восстания, а также участие Козаков в крупных военных столкновениях польского государства отмечены довольно подробно у польских исторических писателей, хотя все-таки между отдельными событиями остаются довольно значительные промежутки, которые историки Малороссии пытались замаскировать всевозможными натяжками.
Для примера укажем время с 1596 года, когда усмирено было козацкое восстание Наливайка, по 1618 г., когда польское правительство признало козацким гетманом Петра Сагайдачного. «История Руссов», рассказав смерть Наливайка в 1597 году, утверждает, что уже в 1598 выбран был в гетманы генеральный обозный (sic) Петр Конашевич, которому польская партия противопоставила будто своего кандидата «сотника Дамьяна Кушку», но так как о деяниях ни Конашевича, ни Кушки у автора не было подробных сведений, то он наполняет указанный промежуток времени очень красноречивым рассказом о насильственном введении унии, о притеснениях вообще южноруссов поляками, о переходе в католичество южнорусских дворян, которых он представляет себе чиновной козацкой старшиной, убоявшейся лишения «мест своих и ранговых имений» и, наконец, рассказом о первом самозванце. Маркевич и Бантыш-Каменский следуют в описании данного времени по пути, проложенному автором «Истории Руссов» и наполняют данный промежуток времени длинными цитатами из его книги; Бантыш-Каменский вносит только две незначительные поправки; начало гетманства Сагайдачного он относит к 1605 году и имя Кушки поправляет в Костку, причем называет его не гетманом, а кошевым запорожским.
Между тем, если мы соберем данные из изданных поныне документальных источников, то получим возможность в значительной мере восполнить факты, относящиеся к указанному промежутку времени. После казни Наливайка реестровые козаки оставались в пользовании прежних своих войсковых прав: они выбирали начальников, в том числе и гетмана (которого польское правительство называло «старшим войска запорожского»), имели свой суд, свое управление, призывались в военные походы, оберегали границу от татарских набегов, оказывали поддержку православной церкви в борьбе ее с унией и т. д. Гетманов козацких в указанное время мы всех не знаем, так как они менялись весьма часто и вероятно выбирались только на годичный срок; но восемь имен можем назвать, основываясь на источниках, не подлежащих сомнению. /188/
В 1596 году, после сдачи Наливайка, старшим Войска Запорожского признан был Христофор Нечковский, которому в том же году правительство поручило охранение границ от татарского набега.
В 1597 — 1598 году старшим был Тихон Байбуза, вполне преданный польскому правительству и вызвавший своим поведением реакцию в Запорожьи; из переписки его с гетманом Жолкевским мы видим, что многие козаки, недовольные его управлением, бежали в Запорожье, выбрали старшим бывшего участника восстания Наливайка — Полоуса, разбили отряд, посланный против них Байбузою под предводительством асаула Скалозуба, и овладели войсковою казною и флотилией.
В 1600 — 1602 годах старшим Войска Запорожского был Самуил Кошка, имя которого уцелело в народной памяти благодаря прекрасной народной думе, в которой имя Кошки связано с рассказом об освобождении невольников из турецкого плена. В 1600 году козаки под предводительством Кошки участвовали в походе поляков на Молдавию, затем в 1601 — 1602 годах ходили по призыву польского правительства воевать со шведами; во время этого похода козаки, не получая жалованья и продовольствия от правительства, сильно страдали от голода и недостатка, вследствие чего принуждены были насильно сбирать провиант в Белой Руси, пришли в столкновение с жителями Витебска и разграбили этот город. В начале 1602 года Самуил Кошка убит был в сражении со шведами и тело его препровождено для погребения в Киев. Из переписки этого гетмана с польским гетманом Жолкевским мы знаем, что козаки до выступления своего в поход потребовали предварительно гарантию своих вольностей, обеспеченных им привилегией короля Батория: права судиться исключительно своим судом, неприкосновенности козацкой поземельной собственности и т. п.
Преемником Кошки в 1602 году был Гаврило Крутневич, или Кортневич, бывший в 1600 году кошевым в Запорожьи и предводительствовавший козаками в той же шведской кампании. Но в походе того же года его сменил Иван Куцкович, который, не находя возможности удержать дисциплину среди Козаков, не получавших жалованья и вследствие этого причинявших насилия жителям Белой Руси, сложил с себя гетманство в г. Могилеве в половине 1603 года. Место его занял Иван Косый, под предводительством которого козаки возвратились наконец в Украйну.
В 1606 году козацким гетманом был Григорий Изапович, универсал которого, предостерегавший жителей Юго-Западной Руси о предстоящем вторжении татар, дошел, до нас. /189/
Наконец, в 1610 году известен нам козацкий гетман Григорий Тискшевич, оказывавший весьма энергическую поддержку православному духовенству в борьбе его с униатами, разразившейся по поводу занятия униатским официалом Грековичем соборной церкви св. Софии в Киеве.
К этому, далеко не полному списку козацких предводителей в промежуток времени с 1596 — 1618 год, мы можем прибавить еще одно имя — Дмитрия Богдановича Барабаша, бывшего козацким гетманом в 1617 году, как это явствует из приложенного документа. Имя этого гетмана связано и с последующей историей козачества: известный современник и соперник Хмельницкого Иван Барабаш был сыном Димитрия Барабаша; на книгах пожертвованных им в черкасскую Рождественскую церковь он подписался «Иван Дмитриевич Барабаш».
Из самого акта мы можем извлечь одну бытовую подробность для истории козачества в данное время. Это положительное указание на существование самостоятельного и независимого козацкого суда, состоявшего под председательством гетмана из коллегии, названной в документе «радою гетманскою зуполною».
Приказ козацкого гетмана Дмитрия Богдановича Барабаша переяславской козацкой старшине о том, чтобы она озаботилась о возвращении козаку переяславскому Гаврилу Колушкевичу участка земли, отнятого у него безправно переяславскими козаками Саченками. 1617 г., марта 7-го
Дмитр Богданович Барабаш, гетман, зо всем рицерством войска его королевское милости запорожского.
Старшему на тот час над товариством у переясловских товаришов, так на тот час, яко и на потомние часы будучему, зичим вашмосцем от пана Бога зо всем товариством своим доброго здоровя, зе всими радостними помыслными потехами в незамероные лета, яко сам собе.
Приходил до рады нашое зуполное товариш наш козак войска запорожского Гаврило, обиватель переясловский, перекладаючи перед нами жаль свою на Сачченки, суседов своих, которые ему в кгрунтах отцовщини его безправне, так в сеножатех, яко и засеянем пашне на нивах власнеє отцовщини его кривди и утиски безправне чинять и тих грунтов не будучи посессорами и ни жадними дедичами, нет ведома за яким правом, оного Гаврила, товариша нашего, оттерши от кгрунту, отцовщини его уживають. Якож зрозумели есмо з декрету, от него нам поданного, же се то ему в таком обелженю великая кривда дееть, зрозумели есмо; прото срокго /190/ а сурове росказуемо, под ласкою нашею войсковою и под срокгим каранем войсковим, убитку товаришеве нашему, тому Гаврилове такового обелженя, кривды и утисков тим Сачченкам в кгрунтах его чинить над тое писане наше не допущать рачили. А што пашни свое власное посеяли на нивах кгрунту его, аби ему десетину давши, большей уживать тих нив не важилися, яко и сеножатей косить, их на пожиток свой оборочать не хотели, але и овшем, яко грунт отцовизний его власное, к нему обернувши, потреби жадное не мели и моци жадное вечними часи не денжали, жеби се теж тот товариш наш Гаврило Колушкевич з жалем до нас не приходил и нам всему войску трудности не задавал. Писан у Черкасове року 1617, Марта 7 дня. (М. П.).
Неизвестный доселе гетман и его приказ
Стаття вперше була опублікована в «Киевской Старине» (1883. Кн. 5. С. 140 — 145), за якою передруковується і в даній книзі.
Оцінку цієї праці див:
Каманин И. M. Труды В. Б. Антоновича по истории казачества // ЧИОНЛ. 1909. Кн. 21. Вып. 1 — 3. С. 44 — 52.
Сьогодні Інститут української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України розпочав підготовку корпусного видання універсалів та наказів гетьманів і кошових Запорізької Січі. Творчий колектив очолює І. Л. Бутич. Сподіваємося, що дослідникам удасться виявити нові документи й доповнити інформацію статті В. Б. Антоновича про Дмитра Барабаша.
