‹‹     Головна





Т. Г. Шевченко по воспоминаніямъ полковника Косырева.


[Т. Г. Шевченко по воспоминаниям полковника Косырева [З газети «Русские ведомости». 1897. № 199] // Киевская старина. — 1898. — Т. 60. — № 2. — Отд. 2. — С. 35-41.]



Въ Русск. ВЂдом. за 1897 г. (№ 199) г. Б. ТагЂевъ напечаталъ отрывокъ изъ воспоминаній полковника Е. М. Косырева о ШевченкЂ за время пребыванія его въ Ново-Петровскомъ укрЂпленіи. Приводимъ этотъ отрывокъ здЂсь, опуская начало статьи, принадлежащее г. ТагЂеву. ЛЂтомъ 1847 г. было закончено устройствомъ начатое за годъ передъ тЂмъ на восточномъ берегу Каспійскаго моря Ново-Петровское укрЂпленіе. „Въ это время я, — говоритъ Косыревъ, — находился въ соста†гарнизона, воздвигавшаго это укрЂпленіе, и командовалъ сначала 1-ю, а потомъ 3-ю ротою 1-го Оренбургскаго линейнаго баталіона. Въ 1850 году, по окончаніи своихъ чертежныхъ работъ, изъ Оренбурга былъ присланъ въ Ново Петровское укрЂпленіе рядовой Тарасъ Шевченко и назначенъ въ 4-ю роту, которою командовалъ тогда штабсъ-капитанъ Потаповъ, человЂкъ мало развитой и строгій. Призвавъ къ себЂ Шевченка, ротный командиръ обошелся съ нимъ очень круто.

— Ты, братецъ мой, за политическія дЂла попалъ въ солдаты? — спросилъ онъ.

— Да, за политическія, — отвЂтилъ Шевченко.

— Не да, а точно такъ, ваше благородіе, — поправилъ его штабсъ-капитанъ.

— Точно такъ, ваше благородіе, — повторилъ Шевченко.

— Смотри ты у меня, — грозя пальцемъ, сказалъ ротный командиръ, — а не то я изъ тебя всю эту дурь повышибу. Ступай въ казармы и безъ моего разрЂшенія оттуда никуда, — прибавилъ онъ.

Въ казармахъ къ Шевченку былъ приставленъ дядька изъ солдатъ, который наблюдалъ за его поведеніемъ и обучалъ ружейнымъ пріемамъ и маршировкЂ въ три темпа учебнымъ шагомъ. Трудно давалась Шевченку эта премудрость; физически былъ онъ слабъ и сто-/36/ялъ подъ ружьемъ, согнувшись въ три погибели 1). Непривыкшій къ строевой службЂ, онъ началъ хирЂть отъ постоянныхъ ученій, а тутъ еще изъ корпуснаго штаба было получено секретное предписаніе не давать Шевченку возможности ни писать, ни рисовать. Оказалось, что за свое короткое пребываніе въ ОренбургЂ, послЂ аральской экспедиціи, онъ и тамъ успЂлъ накуралесить, рисуя каррикатуры на высокопоставленныхъ лицъ. Къ счастью дла него, Потаповъ былъ скоро переведенъ, и командиромъ роты назначенъ былъ я. Шевченко, отличавшійся всегда живымъ характеромъ, любившій побалагурить, очутившись въ такой узкой рамкЂ дисциплины того времени, запилъ. Я видЂлъ, что ни аресты, ни наказанія не приведутъ ни къ чему, что позывъ къ вину у Шевченка есть потребность его больной души. Я уговаривалъ его, говоря, что онъ сломитъ виномъ свое и безъ того некрЂпкое здоровье, но онъ всегда, во время нашихъ аудіенцій, стоялъ, понуря голову, и не возражалъ ни слова. Я видЂлъ близкую гибель этого человЂка и началъ дЂлать ему поблажки. Во-первыхъ, я разрЂшилъ ему имЂть бумагу и карандашъ, а также инструменты для ваянія изъ глины 2).



1) Шевченко былъ мЂрою въ 2 арш. 3¼ верш. и значился по ранжирному списку 2-й рота 131-мъ рядовымъ (въ 1849 г.).

2) ВпослЂдствіи это было разрЂшено и высшимъ начальствомъ.



Шевченко съ жадностью ухватился за эти искусства. Онъ рисовалъ портреты съ солдатъ и офицеровъ. Очень удачно изобразилъ меня карандашемъ на большомъ листЂ бумаги (хотя вообще портреты у него рЂдко удавались), а также лЂпилъ изъ глины разныя фигуры, которыя охотно распускались офицерами и солдатами нашего укрЂпленія. Помню д†такихъ фигуры: одна изображала Христа въ моментъ, когда на него былъ надЂтъ терновый вЂнецъ; передъ Христомъ стоялъ жидъ на колЂняхъ, высунувъ языкъ, а внизу имЂлась надпись — «радуйся Царь Іудейскій». Другая группа представляла каргизскую кибитку, въ которой противъ двери сидЂлъ полунагой киргизъ, въ конической съ загнутыми по бокамъ полями шапкЂ на головЂ, съ небольшой бородкой, улыбающейся физіономіей, играющій на домбрЂ (балалайкЂ); снаружи кибитка противъ двери, лицемъ къ киргизу, была представлена его жена, съ смЂющимся лицомъ и толкущая въ деревянной ступЂ деревяннымъ же пестомъ просо, а около нея на землЂ — двое нагихъ дЂтей, играющихъ съ котенкомъ. Шевченко отлилъ изъ гипса много этихъ группъ, которыми и надЂлилъ какъ офицеровъ, такъ и солдатъ. ПослЂдніе /37/ брали охотнЂе «Царя Іудейскаго». Офицеры платили за группу по рублю, а нЂкоторые и больше. КромЂ того, Тарасъ Григорьевичъ писалъ стихи и любилъ распЂвать малорусскія пЂсни, особенно «Дуютъ витры».

Мало-по-малу общество офицеровъ приблизило къ себЂ штрафованнаго художника-поэта, и вскорЂ Шевченко былъ уже полноправнымъ членомъ нашего небольшого общества. Страсть къ вину однако не покидала его. НЂтъ-нЂтъ, да и напьется бывало до положенія ризъ. Пьянство часто вредило ему я по службЂ, и нерЂдко мнЂ приходилось выдерживать его подъ арестомъ. Однажды онъ въ нетрезвомъ видЂ зашелъ въ офицерскую комнату, гдЂ собралось довольно много молодежи. Ему предложили выпить и закусить, отъ чего онъ не отказался, а вскорЂ его уже нашли спящимъ на диванЂ. «Господа! Шевченко умеръ», крикнулъ одинъ изъ молодыхъ офицеровъ. — Спящаго обступила толпа, а онъ неистово храпЂлъ и свистЂлъ носомъ. Молодежь обрадовалась, что представился случай немного пошкольничать и тутъ же выкинула шутку надъ спящимъ поэтомъ. Сняли они дверь съ петель, положили на нее Шевченка и понесли вокругъ своей квартиры, напЂвая: «Святый Боже, Святый КрЂпкій». Услышавъ пЂніе, я вышелъ изъ своей комнаты и, увидЂвъ странное шествіе, спросилъ, что это такое.

— Шевченка хоронимъ, — съ хохотомъ отвЂчали мнЂ офицеры.

Конечно я, какъ начальникъ, приказалъ имъ оставить свою выходку и на той же двери отнести Шевченка въ казармы и сдать его дежурному по батальону. Поутру Шевченко былъ посаженъ подъ арестъ на сутки, а офицеры отдежурили безъ очереди по гарнизону и по работамъ.

Какъ человЂкъ образованный и хорошій разсказчикъ, Шевченко былъ всегда желаннымъ гостемъ, и его приглашали какъ семейные, такъ и холостые. По мЂстному обыкновенію, тогда, преимущественно въ воскресные дни, устраивали или завтракъ въ 12 ч. дня, или вечернюю закуску часовъ въ 9. Когда приходилъ Шевченко, за нимъ строго слЂдили, сколько рюмокъ водки онъ выпьетъ. ПослЂ третьей рюмки семейные обыкновенно выпроваживали его въ казармы, а холостые — послЂ четвертой или пятой. Сообразно съ количествомъ выпитыхъ рюмокъ, у Шевченка проявлялась страсть къ анекдотамъ и разсказамъ, которые постепенно доходили до того, что нужно было затыкать уши. Шевченко впрочемъ былъ скупъ и поэтому никогда не расходовалъ на водку своихъ денегъ, а выпивалъ болЂе при случаяхъ. /38/

Въ Ново-Петровскомъ укрЂпленіи находился тогда отъ акцизнаго откупа отставной чиновникъ 14-го класса Зигмунтовскій, человЂкъ лЂтъ 70-ти, но еще здоровый и бодрый, съ женою своею, пятидесятилЂтней здоровой бабой. Еще въ нижнихъ чинахъ Зигмунтовскій служилъ въ какомъ-то гусарскомъ полку и былъ въ походахъ съ княземъ Суворовымъ за Балканами; по окончаніи же походовъ вышелъ въ отставку съ чиномъ 14-го класса, долго жилъ въ Бессарабіи и затЂмъ, съ занятіемъ укрЂпленія, перебрался къ намъ и занялся торговымъ дЂломъ. Зигмунтовскій ужасно любилъ тЂхъ людей, которые внимательно выслушивали его разсказы о походахъ, и готовъ былъ разсказывать днями и ночами, привирая при этомъ немилосердно. Въ это время хозяйка дома выносила большой подносъ съ винами и разными закусками, при видЂ которыхъ разсказчикъ воодушевлялся. Шевченко, когда некуда было болЂе дЂваться, любилъ заходить къ «спиртомору» (такъ солдаты называли Зигмунтовскаго, потому что, при отпускЂ спирта въ команды, онъ показывалъ крЂпость его спиртометромъ Траллеса) послушать его разсказы, а главное — хорошенько выпить и закусить. Вотъ онъ и отправляется бывало къ отставному гусару.

— Здравствуйте, добрЂйшій мой Константинъ Николаевичъ и многоуважаемая Софья Самойловна, — привЂтствуетъ онъ хозяевъ, — какъ ваше драгоцЂнное здоровье, какъ живете-можете?

— Ахъ, безцЂнный нашъ Тарасъ Григорьевичъ, живемъ мы, слава Богу, помаленьку, вашими усердными молитвами. Какимъ васъ это вЂтромъ занесло къ намъ? Ну, очень, очень рады, просимъ милости садиться, дорогой нашъ гость, побесЂдуемъ о чемъ, а то намъ скучно однимъ-то со старухой!

Гость и хозяинъ садятся на диванъ, за круглый столъ, а хозяйка идетъ собирать закуску. Вотъ туть-то и начинаются мало-по-малу безконечные разсказы о походахъ, о Балканахъ, о Бессарабіи и т. д. Разъ Зигмунтовскій дошелъ до того, что сталъ разсказывать, будто въ Бессарабіи родятся такіе громадные огурцы, что бывало разрЂжетъ солдатъ пополамъ огурецъ и изъ одной половины дЂлаетъ лодку, а изъ другой два весла, сядетъ и переплываетъ черезъ Дунай на другую сторону.

— Это что за диковину вы разсказываете, Константинъ Николаевичъ, — прервалъ разсказчика Шевченко, — а вотъ когда я служилъ на РаимЂ, такъ видалъ рЂку Сыръ-Дарью; вы не повЂрите, какая она рыбная. Рыба вся почти поверху плаваетъ; бывало захочешь от-/39/правиться на другую сторону рЂки и прямо перебЂгаешь по рыбЂ. Одной ногой встанешь на сома, другой на осетра, а потомъ на сазана, судака, усача; а иногда такъ случатся, что большая рыба и сама догадается, перевезетъ, — смотришь, и переправился; стоишь на берегу и любуешься на эту рыбную рЂку.

Понялъ хозяинъ насмЂшку, обидЂлся немного, но скоро успокоился и примирился. А между тЂмъ бутылки пусты, и гость, покачиваясь и напЂвая «Віютъ витры», тащится въ казармы.

Помню, въ 1851 г. пріЂхалъ въ укрЂпленіе инженеръ, прапорщикъ Добровольскій, игравшій на флейтЂ. Съ помощью его у насъ составился оркестръ музыки. Я игралъ на скрипкЂ прима, прапорщикъ СергЂевъ — секунду, а Гарлихъ одинъ вечеръ на контрабасЂ, другой — на кларнетЂ. Къ святкамъ у насъ составился и театръ: играли комедію Островскаго «Свои люди сочтемся». Подхалюзина игралъ я, женскія роли — молодые прапорщики, а Ризположенскаго — Тарасъ Шевченко. Онъ гдЂ-то досталъ себЂ шаровары гороховаго цвЂта, синій старенькій, немного узкій ему фракъ, измятую поношенную шляпенку и намалевалъ себЂ красками лицо, такъ что весьма походилъ на приказнаго, идущаго въ питейное заведеніе опохмЂлиться. Роли были всЂми твердо выучены, и комедія сошла недурно. Шевченко же положительно потЂшалъ своею ролью, особенно въ сценЂ, когда онъ спрашивалъ Аграфену Кондратьевну относительно Огурчикова и говорилъ: «Это у васъ водочка? — я рюмочку выпью!» По окончаніи спекталя комендантъ, подполковникъ Маевскій, угостилъ все общество, какъ актеровъ, такъ и зрителей, великолЂпнымъ ужиномъ, передъ которымъ устроились еще танцы. Шевченко попросилъ въ это время музыкантовъ сыграть трепака, а самъ, переодЂвшись хохломъ, сталъ отплясывать малороссійскій танецъ. Плясалъ онъ свободно и весьма потЂшно, такъ что по требованію публики долженъ былъ повторить нЂсколько разъ. По общей просьбЂ спектакль былъ данъ вторично, а затЂмъ его повторили еще два раза для нижнихъ чиновъ. ПослЂднимъ онъ такъ понравился, что нЂкоторые изъ нихъ сами стали пробовать, и въ средЂ ихъ нашлись скоро толковые актеры, которые уже на слЂдующей масляницЂ стали играть комедіи и водевили. И съ этого времени театръ у насъ не переводился.

Припоминаю еще, — это было уже годъ или два спустя. Комендантъ укрЂпленія полковникъ У., большой любитель охоты, собралъ разъ цЂлую компанію и отправился за нЂсколько верстъ, захвативъ /40/ съ собою и Шевченка. ВыЂхали мы на берегъ моря, сопровождаемые козачьимъ конвоемъ, — время тогда было небезопасное; киргизы только и ждали случая напасть на русскихъ. ПроЂхавъ верстъ 15, мы выЂхали въ урочище Лбище (мысъ, выдающійся съ сЂверовосточнаго берега Каспійскаго моря), съ котораго видны острова Кулалинскій и Каинный. Видъ былъ очень живописный. Море широкою гладью своихъ водъ разстилалось, какъ ровная скатерть, на необозримое пространство. Два смерча невдалекЂ отъ насъ казались подпирающими небо и то расходились, то приближались одинъ къ другому. Спустившись къ морю, мы оставили лошадей и экипажи и засЂли въ ожиданіи перелета. Тарасъ Шевченко, отойдя отъ нашего лагеря, гдЂ приготовлялся ужинъ, шаговъ на 15, сЂлъ на камень, досталъ бумагу и карандашъ изъ портфеля и началъ рисовать красивый видъ на морЂ. Огромная соломенная шляпа, сплетенная имъ самимъ изъ морскихъ водорослей, была нахлобучена сильно на носъ и скрывала его лицо. Около остатковъ разрушенной туркменской крЂпости мы ожидали добычи, а многіе разбрелись въ разныя стороны съ тЂмъ, чтобы къ вечеру всЂмъ собраться въ назначенное мЂсто. Въ 6 часовъ мы стали собираться, и когда я спускался съ горы, то видЂлъ Шевченка въ томъ же положеніи съ нахлобученной шляпой и опущенной головой. Увлеченные разсказали объ охотЂ и хвастаясь своими трофеями, мы однако совершенно позабыли про Шевченка, который все не приходилъ. Между тЂмъ шашлыкъ былъ готовъ, запахъ жареной баранины пріятно щекоталъ носъ, а рюмка водочки соблазнительнымъ миражемъ уже рисовалась въ нашемъ воображеніи.

Каково же было наше удивленіе, когда три бутылки водки оказались порожними, а бутылка спирта, захваченная для козаковъ, оказалась тоже почти пустою. Тутъ мы вспомнили о ШевченкЂ. «Ужъ не онъ ли все это выпилъ»? — спросилъ полковникъ.

— «Да его бы разорвало отъ такой дозы», — замЂтилъ кто-то. Въ сопровожденіи коменданта, мы отправились посмотрЂть, что дЂлаетъ нашъ художникъ. Онъ сидЂлъ все въ томъ же положеніи и крЂпко спалъ, опустивъ голову на колЂни. Около него валялся прекрасно исполненный рисунокъ Каспійскаго моря съ двумя смерчами. Запахъ водки такъ и разносился вокругъ спящаго. Мы стали будить его, но онъ повалился на землю и только мычалъ, но не проснулся, — очевидно, что онъ былъ мертвецки пьянъ.

Тогда козакамъ приказано было взять его, положить на арбу и отливать водою, но и это не помогло. Шевченко не проснулся до /41/ самаго укрЂпленія. Эта продЂлка не прошла ему даромъ; онъ былъ посаженъ на недЂлю подъ арестъ съ исполненіемъ караульной службы. ПослЂ этого случая онъ долго не пилъ и написалъ на малорусскомъ языкЂ большое меланхолическое стихотвореніе.

Въ 1856 году я выпросилъ себЂ смЂну и отправился въ Уральскъ, гдЂ и пробылъ до весны 1857 года, когда возвратился опять въ Ново-Петровское укрЂпленіе, такъ какъ маіоръ Л., смЂнившій меня, умеръ, и мнЂ было приказано снова вступить въ завЂдываніе двумя ротами.

По возвращеніи я засталъ Шевченка въ добромъ здоровьЂ и уже бросившимъ пить. Въ слЂдующемъ же 1857-году Шевченко получилъ Высочайше дарованное прощеніе и уволился отъ службы. Въ концЂ августа того же года онъ былъ отправленъ на почтовой лодкЂ въ Гурьевъ Городокъ для препровожденія оттуда сухимъ путемъ въ г. Уральскъ къ баталіонному штабу, откуда, по окончательномъ увольненіи, и выЂхалъ въ Кіевъ (назначенный ему для пребыванія) 8-го сентября 1857 года. Съ тЂхъ поръ я его больше не видалъ, О немъ, какъ онъ самъ мнЂ говорилъ и показывалъ письма, хлопотала одна графиня, благодаря которой онъ и получилъ прощеніе.







* * *


[О памятнике Шевченко // Киевская старина. — 1898. — Т. 60. — . № 2.— Отд. 2. — С. 41-42.]



О памятникЂ Шевченку. Въ одномъ изъ январьскихъ номеровъ (14) С.-Петербургскихъ ВЂдомостей М. И. Корниловичъ возбуждаетъ вопросъ о памятникЂ Шевченку. Вотъ что онъ говоритъ по этому предмету: „Едва-ли кто-либо изъ нашихъ поэтовъ, говоритъ г. Корниловичъ, имЂлъ столь печальную судьбу, какъ знаменитый пЂвецъ Украйны. ВсЂмъ извЂстно, какъ неудачно сложилась его жизнь. Только любовь къ народу и его исторія вдохновляли поэта на образы свЂтлаго; что же касается его личной житейской обстановки, его внутренней жизни, то въ этомъ не было ничего отраднаго. Жизнь пришла и прошла, полная страданій и несбыточныхъ надеждъ. Кто не знаетъ, какъ страстно поэтъ, сынъ народа, любилъ свой народъ, и съ какимъ нетерпЂніемъ онъ ждалъ освобожденія его отъ вЂкового рабства! Но злой рокъ не далъ ему и этого утЂшенія: только недЂлю Шевченко не дождался радостнаго манифеста объ освобожденіи крестьянъ... /42/

Какъ печально читать ежегодно появляющіеся ко дню годовщины поэта призывы помочь бЂдствующимъ его родственникамъ! Съ этой стороны наше общество нужно прямо упрекнуть въ недостаткЂ вниманія къ памяти великаго поэта. Впрочемъ, это не значитъ, чтобы общество не знало или забыло про Шевченка. Напротивъ, его всЂ знаютъ и читаютъ, ибо онъ — не только поэтъ малорусскій, но и общерусскій. Въ послЂднее время даже вышло въ продажу дешевое и вполнЂ общедоступное изданіе его сочиненій. Такимъ образомъ, мы читаемъ Шевченка, мы увлекаемся и вдохновляемся красотами его поэзіи, но мы скупы на то, чтобы сдЂлать что-либо для памяти поэта.

Однако, кромЂ общей всЂмъ намъ слабости — отсутствія общественной иниціативы и самодЂятельности, тутъ имЂли мЂсто и разныя другія причины. Недалеко еще то время, когда о ШевченкЂ избЂгали говоритъ въ печати, публично: поэтъ, очевидно, былъ на дурномъ счету. Слава Богу! теперь уже это время миновало, и нынЂ не слышно болЂе криковъ о возможности Запорожской СЂчи.

МнЂ думается, что именно теперь насталъ удобный моментъ сдЂлать что- либо для памяти поэта, и обществу слЂдуетъ серіозно подумать объ этомъ.

Намъ нужно взять примЂръ съ поляковъ, которые, пользуясь такимъ моментомъ, строятъ памятникъ Мицкевичу. Такимъ дЂломъ должна быть, безъ сомнЂнія, постановка памятника и нашему поэту и устройство бЂдствующихъ его родственниковъ. Не мЂшаетъ вспомнить, что въ настоящее время строится памятникъ другому украинскому писателю, Котляревскому, творцу „Энеиды“.

„Кобзарь“ Шевченка представляетъ собою самое лучшее и естественное дополненіе къ твореніямъ великаго автора „Мертвыхъ душъ“...

Думается, что дЂйствительно настала уже пора для того, чтобы просить о разрЂшеніи подписки на памятникъ Шевченку. ДЂло скоро пойти не можетъ, что мы видимъ на памятникЂ Гоголя. СлЂдовательно, пройдутъ многіе годы, пока можно будетъ собрать достаточный капиталъ.















© Сканування та обробка: Максим, «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua/)
5.VI.2009








  ‹‹     Головна


Вибрана сторінка

Арістотель:   Призначення держави в людському житті постає в досягненні (за допомогою законів) доброчесного життя, умови й забезпечення людського щастя. Останнє ж можливе лише в умовах громади. Адже тільки в суспільстві люди можуть формуватися, виховуватися як моральні істоти. Арістотель визначає людину як суспільну істоту, яка наділена розумом. Проте необхідне виховання людини можливе лише в справедливій державі, де наявність добрих законів та їх дотримування удосконалюють людину й сприяють розвитку в ній шляхетних задатків.   ( Арістотель )



Якщо помітили помилку набору на цiй сторiнцi, видiлiть мишкою ціле слово та натисніть Ctrl+Enter.

Iзборник. Історія України IX-XVIII ст.