[В. А. Гоголь. Простак, или хитрость женщины, перехитренная солдатом // Основа. — 1862. — № 2. — С. 19-43.]

‹‹   Головна         Адаптований текст         Текст у форматі pdf





ПРОСТАКЪ, ИЛИ ХИТРОСТЬ ЖЕНЩИНЫ, ПЕРЕХИТРЕННАЯ СОЛДАТОМЪ.

КОМЕДІЯ ВЪ ОДНОМЪ ДЂЙСТВІИ.


Сочиненіе Василія Аθанасьевича Гоголя,
(отца Николая Васильевича.)




НЂСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХЪ СЛОВЪ.


Читающему обществу было извЂстно, что отецъ знаменитаго Н. В. Гоголя писалъ комедіи на украинскомъ языкЂ для представленія ихъ на домашнемъ театрЂ своего родственника, бывшаго министра юстиціи, Дм. Пр. Трощинскаго. Въ моихъ Запискахъ о жизни Гоголя помЂщены были даже отрывки изъ нихъ, по памяти почтенной матери поэта. Но этихъ отрывковъ было недостаточно для того, чтобы судить о степени комическаго дарованія Василія Аθанасьевича. Случай спасъ отъ утраты одну изъ его пьесъ, которую Основа спЂшитъ сохранить какъ дорогой пямятникъ родной словесности.

Комедія Простакъ написана прекраснымъ украинскимъ языкомъ, обнаруживающимъ въ авторЂ близкое знакомство съ людьми, выведенными имъ на сцену. Въ которомъ именно году она сочинена, намъ еще неизвЂстно, но весьма возможно, что — прежде Москаля-Чарівника и Наталки Полтавки. Такимъ образомъ, имя Гоголя связано съ первымъ стремленіемъ Украинцевъ — образовать народный театръ. Стремленіе это, въ авторЂ Простака, выразилось почти такимъ же способомъ, какъ и въ Котляревскомъ. Тó было беззаботное время для помЂщиковъ, когда онъ мирно процвЂталъ въ своемъ хуторЂ (разросшемся впослЂд/20/ствіи въ село). ИзвЂстный порядокъ гражданской и общественной жизни, заведенный въ Россіи и усвоенный украинскими дворянами, достигъ тогда возможно-успокоительнаго совершенства и казался нормою, изъ которой выходить не слЂдовало. ПомЂщики вели жизнь — говоря вообще — веселую, и, какъ роскошь еще не поистощила ихъ средствъ, увеличенныхъ правительственными пожалованіями ихъ дЂдамъ, отцамъ и имъ самимъ (какъ, напримЂръ, Трощинскому), то у нихъ хватало средствъ на всЂ затЂи. Устроить домашній театръ, завести собственный оркестръ — въ тЂ времена было дЂломъ довольно-обыкновеннымъ и не встрЂчало ни въ комъ Катоновскаго осужденія.

Недалеко еще отошли отъ насъ десятилЂтія благодатной помЂщичьей жизни, но взглядъ на жизнь и самая жизнь измЂнились въ УкраинЂ почти до невЂроятности. Мы еще помнимъ, какимъ вельможею жилъ, въ живописной КачановкЂ (МайорщинЂ), Гр. Ст. Т — скій, какáя гремЂла у него музыка, кáкъ разыгрывали крЂпостные украинцы произведенія знаменитыхъ нЂмецкихъ виртуозовъ. Умеръ вельможа, вступилъ во владЂніе наслЂдникъ его дворца, построеннаго графомъ Румянцевымъ-Задунайскимъ, и первымъ его дЂломъ было — распустить доморослыхъ артистовъ, какъ людей, вовсе ненужныхъ для новаго помЂщичьяго быта.

Тоже самое произошло и въ знаменитыхъ Ки́бинцахъ, — этихъ Аθинахъ временъ Гоголева отца. НЂтъ больше въ Ки́бинцахъ домашняго театра; нЂтъ музыки; нЂтъ многолюдныхъ помЂщичьихъ съЂздовъ. Одна только обширная библіотека, свидЂтельствуетъ, что тамъ жили, чувствовали и мыслили, согласно съ духомъ своего времени. Говорятъ, что старикъ Трощинскій нелишенъ былъ любви къ родинЂ, что онъ дЂлалъ много добра землякамъ, по своимъ связямъ съ столичною знатью, что къ простому народу онъ относился, какъ помЂщикъ, очень кротко; любилъ слушать украинскія народныя пЂсни и даже, иногда, прослушавъ извЂстную Ча́йку, заливался горькими старческими слезами. ТЂмъ не менЂе былъ онъ человЂкъ XVIII вЂка и баринъ, созданный по французскимъ образцамъ русскихъ баръ. Отъ этого взглядъ его на простонародье ни коимъ образомъ немогъ быть глубже, нежели и у вельможи Т—скаго. Рано было образоваться серьёзному взгляду на хлЂборобовъ въ то время, когда у всЂхъ въ ушахъ еще раздавалась пЂсня:


Громъ побЂды раздавайся,

Веселися храбрый Россъ! /21/


когда общая всей ЕвропЂ государственная система такъ прочно, по-видимому, установилась, а объ общественномъ началЂ въ исторіи и въ государственной жизни никто почти и не заикался. По недавно еще существовавшимъ понятіямъ объ общест†и о томъ, кого слЂдуетъ разумЂть подъ гражданскимъ обществомъ, мы можемъ судить, ка́къ въ тЂ безмятежныя времена должны были самые добрые и умные люди смотрЂть на простого поселянина. Доброта ихъ доходила, подъ вліяніемъ Жанъ-Жака Руссо, Бернарденъ-де-Сенъ-Пьера и другихъ французскихъ гуманистовъ, до того, чтобы присматриваться съ любовью къ дЂтямъ природы и подавать имъ помощь отъ избытковъ богатства, пожалуй — даже поднять ихъ бытъ до подобія съ своимъ собственнымъ (какъ и дЂйствительно пробовали это сдЂлать нЂкоторые бары посредствомъ новоизобрЂтенныхъ домиковъ, соломенныхъ шляпокъ и т. п.); но видЂть въ мужикахъ произведеніе старой исторіи и дЂятелей исторіи грядущей, смотрЂть на нихъ, какъ на временно-бездЂйствующихъ согражданъ и сотрудниковъ общаго національнаго дЂла, — куда!... осмЂяли бы тогда философа съ подобными убЂжденіями, въ томъ самомъ кругу, который разыгривалъ комедіи изъ простонароднаго быта и гдЂ народная пЂсня исторгала кой-у-кого горячія слезы.

Эта-то узкость взгляда на то, что составляетъ общество, народъ и націю, и была причиною, что люди съ большими литературными способностями, каковы Гоголь-отецъ и Котляревскій, производили въ области простонародной словесности такъ мало и такъ слабо, сравнительно съ писателями ихъ времени, пересаженными изъ украинской почвы на великорусскую и изъ области темнаго демоса въ область сословія образованнаго. Эта узость взгляда, мало разширившагося и во времена Гоголя-сына, не дала и ему обнять украинскую жизнь полнЂе, затруднила ему изученіе украинской народности, убЂдила его слишкомъ рано, что на украинскомъ языкЂ писать не слЂдуетъ, а наконецъ и совсЂмъ вывела его творчество изъ сферы украинской. Талантъ его не могъ преодолЂть трудностей, представляемыхъ самою техникою дЂла, въ тЂ времена болЂе нежели сомнительнаго, но не могъ также удовлетвориться и формою Вечеровъ на ХуторЂ и Миргорода. Инстинктъ, указывающій писателю, чЂмъ именно, въ какой именно формЂ, онъ можетъ сильнЂе дЂйствовать на современниковъ, внушилъ ему заняться предметами, которые были ясны для него, какъ день, и для изображенія которыхъ подготовленъ былъ для него языкъ Пушкинымъ и множествомъ другихъ писателей. Но возвратимся къ его даровитому отцу. /22/

Василій Аθанасьевичъ Гоголь, будучи живымъ членомъ своего общества, захватилъ въ свое творчество украинской простонародной жизни столько, сколько тогдашнее общество требовало для ея возсозданія. Шутка и пЂсня для пріятнаго провожденія времени, — вотъ все, чего могъ искать писатель тогдашній въ оставленномъ дворянами родномъ быту; и Гоголь-отецъ очень искусно и умно почерпнулъ изъ него эти элементы для своей комедіи. Отъ первой до послЂдней сцены онъ сохранилъ во всемъ естественность и правдоподобіе. Простота изложенія, умЂренность каррикатуры, ровность хода всей пьесы, ясно указываютъ, что этотъ человЂкъ, въ другомъ кругу, при другой образованности и при иныхъ требованіяхъ общества, пошелъ бы далеко на пути художественнаго творчества. Мы въ этомъ убЂждены тЂмъ болЂе, что комизмъ его не ограничивается отдЂльными выраженіями, которыхъ не мудрено набрать человЂку съ талантомъ въ простонародной украинской рЂчи: нЂтъ, у него онъ истекаетъ изъ самого положенія вещей въ убогой сельской хатЂ и отзывается тЂмъ глубокимъ комизмомъ, которымъ Гоголь-сынъ умЂлъ наводить смЂющагося читателя на грустныя размышленія.

ИзвЂстно, какую роль игралъ въ то время произволъ родителей или иныхъ, еще болЂе властительныхъ, лицъ въ устройст†брачныхъ союзовъ. Красивая молодая женщина, очутясь женою глуповатаго и лЂниваго старика, говоритъ слишкомъ ясно, ка́къ это случилось. Жизнь просится въ ней на волю, и она связывается съ дьячкомъ. Это комизмъ, если угодно, очень грустный, — тЂмъ болЂе, что дьячки при тогдашнемъ состояніи бурсъ были, большею частію, люди, изуродованные навЂки... Солдатъ, служившій въ-проголодь, какъ водилось лЂтъ съ полсотни назадъ, — попавъ къ мужику въ хату, преслЂдуетъ самые насущные свои интересы... Pauvre diable, онъ пускается на смЂшныя штуки, — иначе ему пришлось бы съ голоду трубить въ кулакъ.

Содержаніе пьесы Гоголя-отца почти то самое, что́ у Котляревскаго въ МоскалЂ-ЧарівникЂ. Мы не знаемъ навЂрное, которая изъ этихъ двухъ пьесъ написана прежде: если Моска́ль-Чарівни́къ, то комедія Гоголя-отца сбавляетъ много цЂны произведенію Котляревскаго. Если же Гоголь-отецъ взялъ сюжетъ Москаля́-Чарівника́ и обработалъ его по-своему, то онъ поступилъ такъ, какъ поступали немногіе таланты, которые, передЂлывая написанныя уже пьесы, устраняли ошибки авторовъ ихъ и давали сочиненію новую жизнь.

У Котляревскаго хозяинъ хаты — зажиточный чумакъ, а роль Ловласа играетъ судовый паничъ. Повидимому, въ этомъ нЂтъ ничего, /23/ что́ бы можно было поставить въ упрекъ авторству Котляревскаго; а между тЂмъ изъ этого выбора лицъ видно, что Котляревскій далеко не такъ симпатично относился къ народу, какъ отецъ Гоголя. Молодая жена, принимающая у себя, въ отсутствіе мужа, жалкаго канцеляриста, у него — женщина, не возбуждающая къ себЂ никакого участія, и даже болЂе того... Онъ вывелъ на сцену хозяйку чумацкой хаты съ пятномъ, вовсе не характеристическимъ, тогда какъ Гоголь-отецъ, относясь къ народу въ чистотЂ собственныхъ понятій о мужчинЂ и женщинЂ, заставляетъ своего солдата-постояльца, взглянувъ на мужа влюбленной въ дьячка молодиці, сказать про себя: »Неужели это ея мужъ?.. Ну, такъ она не совсЂмъ виновата.« Въ этихъ словахъ мы слышимъ, можетъ быть, безсознательный протестъ автора противъ современнаго ему порядка вещей, при которомъ сплошь да рядомъ могли существовать жертвы невольной супружеской жизни.

Съ другой стороны, чумакъ, возвратившійся съ дороги, играетъ, у Котляревскаго, роль простака вовсе неумЂстно. Чумаки въ нашемъ простонародьи — самые развитые люди. Не такъ-то легко провести ихъ солдату-постояльцу! Не таковы они въ домашнемъ быту на дЂлЂ, какъ Чупрунъ, Котляревскаго, въ комедіи. СовсЂмъ другое видимъ у Гоголя-отца. ЗдЂсь представленъ настоящій дурень, идіотъ-лЂнтяй, который способенъ былъ повЂрить и тому, что поросенокъ можетъ поймать зайца. Такого хозяина хаты весьма естественно дурачить солдату-постояльцу, (имЂя ввиду собственныя выгоды), для достиженія своей цЂли.

Самое изображеніе солдата у Гоголя-отца вышло мягче, артистичнЂе. Онъ не забылъ, что такое солдатъ, какъ существо человЂческое. У него о солдатЂ сказано нЂсколько такихъ словъ, которыя, между прочимъ, показываютъ и добродушіе нашего народа, рЂдко заглушаемое въ конецъ внЂшнимъ гнетомъ, и приходящею извнЂ нравственною заразою.

Словомъ, Простакъ, Гоголя-отца, во всЂхъ отношеніяхъ выше Москаля-Чарівника и можетъ быть названъ первою украинскою комедіею.



П. Кулишъ.














ПРОСТАКЪ,
или хитрость женщины, перехитренная солдатомъ.



ДЂЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Романъ, малороссійскій козакъ, простой и лЂнивый.

Параска, жена его, женщина молодая и хитрая.

Соцкій, кумъ Параски,

Дьячекъ, любовникъ Параски.

Солдатъ переходящей команды.




ЯВЛЕНІЕ I.

Театръ представляетъ малороссійскую избу.


Романъ, одинъ, поднимаясь со скамейки и представляя разслабленного. Врагъ ёго́ ба́тька зна́е, здае́тця, я ище́ не ду́же й стари́й, а зовсімъ охря́въ, такъ що ні нігъ, ні рукъ не чу́ю, нена́че поби́тий. Ђваетъ). Ка́жуть лю́де, що мене́ баглаі напа́ли... мо́же прокля́ті й баглаі; тільки жъ я уже́ ду́же да́вній — я уже́ бувъ дебе́лимъ па́рубкомъ, якъ на́ші козаки́ на Ли́нію въ похо́дъ ходи́ли. — Дай Бо́же ца́рство па́ну-со́тнику; для ме́не ду́же панъ до́брий бувъ — всіхъ козаківъ у похо́дъ ви́турливъ, — а мене́ та́къ уподо́бавъ, що оста́вивъ до́ма и повелівъ сви́ні па́сти, — отоді-то міні́ ро́скішъ була́! Не знавъ я нія́кого діла; а тепе́ръ и не зду́жаю, да тре́ба роби́ти, щобъ стара́ не ла́яла. (Садится). Спаси́бі Бо́гу, що зайшла́ десь, а то́ бъ уже́ давно́ до́сі скребла́ мо́ркву. Ђваетъ и чешетъ себЂ спину).





ЯВЛЕНІЕ II.

РОМАНЪ и ПАРАСКА.


Параска входитъ. Не лиха́ годи́на! оцце́ ти й до́сі чухма́рисся, и не прийма́вся за робо́ту! Го́ре міні́ съ тобо́ю! всі лю́де, /26/ якъ лю́де; а ти, мовъ ви́родокъ яки́й, сиди́шъ цілий день у ха́ті, згорну́вши ру́ки. Отъ уже́ черезъ твое́ недба́льство дожили́сь до то́го, що нічого й істи.

Романъ. А що́ я тепе́ръ бу́ду роби́ти?

Параска. Тибъ ставъ у ко́го молоти́ть за коро́бку.

Романъ. А я́къ ёго́ тепе́ръ молоти́ти? адже́ ба́чишъ, що мо́кро.

Параска. Дакъ ти́ бъ найшо́въ дру́гу яку́ робо́ту. Онъ, якъ кумъ Ваку́ла: ніко́ли не сиди́ть безъ діла; и сёго́дні ране́нько потя́гъ у по́ле.

Романъ. Чого́ въ поле́?

Параска, По зайці.

Романъ. Якъ по зайці? у ёго нема́ ні хортівъ, ні тенітъ, ні ручни́ці.

Параска. Отто́-то й ди́во. Вінъ порося́мъ ло́вить зайці.

Романъ Якъ порося́мъ?

Параска. Да такъ. Учо́ра пішо́въ після обідъ да й принісъ двохъ зайцівъ.

Романъ. Дай ёго́ че́сти! я, да́либі, впе́рше зъ-ро́ду чу́ю, що порося́тами ло́влять зайцівъ!

Параска. Що́ ти почу́ешъ, або́ поба́чишъ, на печі ле́жачи, мовъ каба́нъ у про́сі? а я тобі хочъ забожу́сь що відъ мого́ кова́ного кабанця́ не втече́ ні оди́нъ за́ець. Оце́ коли́сь зацькува́ли були́ ёго́ попо́вичі соба́ками: — якъ же курну́въ відъ нихъ, дакъ ні одна́ соба́ка и не догна́ла!

Романъ. Уже́ що метки́й, то метки́й! Ли́ха — ма́тері утну́ть ёго́ попо́ви соба́ки. Оце́ коли́сь, якъ молоти́въ я на току́, а вінъ добра́всь до во́роха да й упліта́е гре́чку, такъ що, якъ-би́ не По́котъ туди́ пригоди́вся, то, по́ки бъ я підня́въ ціпъ, щобъ ёго́ заціди́ти, то ні па́нцура бъ не оста́лось гре́чки. Уже́ чо́ртового ба́тька у ку́ма бу́дуть шви́дчі порося́та!

Параска. Отъ бачъ! Чого́ жъ тобі ище́ тре́ба? Ось піди́ лишъ лу́чче въ по́ле, якъ ма́ешъ лежа́ти, чи не дасть Бігъ и намъ оскоро́митися хоть за́ячиною.

Романъ. Да ино́се; тілько не зна́ю, чи побіжи́ть кова́ний за мно́ю.

Параска. Де жъ ти ба́чивъ; щобъ порося́ бігло за чоові/26/комъ? Ти возьми́ ёго́ въ мішо́къ, а якъ поба́чишъ за́йця, тоді й ви́пусти.

Романъ. Хиба́ въ мішо́къ! Такъ піди́ жъ — пійма́й, а я обу́юсь.

Параска, всторону. Отта́къ ду́рнівъ обма́нюють! (къ Роману). Обува́йся жъ ху́тче. (Уходитъ).






ЯВЛЕНІЕ III.


Романъ одинь садится среди сцены и достаетъ постолы. До́бре бъ було́, якъ-би́ пійма́въ я за́йця! (Натягивая постолы.) Э... Э... не ерети́чі ёго́ й постоли́! якъ же поссиха́лись! (Обовязывая воло́кою, урываетъ оную.) Отта́къ же! Гай, гай! дай ёго́ че́сти! Оттепе́ръ у ли́ха гра́ти!... Жінко!... жінко!... Пара́ско!... Параско́!






ЯВЛЕНІЕ IV.

РОМАНЪ и ПАРАСКА.


Параска. Чого́ ти такъ репету́ешъ, нена́че навіже́ний?

Романъ. Чого́ ти репету́ешъ!... чо́ртъ-ма́ воло́ки!

Параска. Дакъ що́ жъ бу́демъ роби́ти?

Романъ Чи нема́ де ременця́ або́ моту́зочки?

Параска. Біда́ мені съ тобо́ю! На́ хоть поворо́зку, да обува́йся ху́тче, бо нера́но.

Романъ. О, яка́ жъ бо ти швидка́ ду́же!... Адже́ ба́чишъ, я́къ постоли́ поссиха́лись! наси́лу нацу́пивъ.

Параска. Чому́ жъ ти не ви́мазавъ?

Романъ вдругъ опускаетъ руки. Не ви́мазавъ!... А якъ-би́ ви́мазала сама́? Не вели́ка еси́ па́ні!

Параска перерываетъ рЂчь его. Го́ді жъ, го́ді! не во́зомъ тебе́ зачепи́ла.

Романъ. То́-то, ба́чишъ! (Встаетъ.)

Параска, подавая сірякъ. Ну, на́, надіва́й сіря́къ.

Романъ, поднимая штаны. Стріва́й!

Параска. Уже що прово́рний, то прово́рний! Тебе́ бъ тільки за сме́ртю посила́ти.

Романъ, надЂвая сірякь. Коли́бъ такъ ище́ чимъ підпереза́тьця.

Параска, подавая поясъ. Ке́-лишъ, я підпережу́ тебе́. /27/

Романъ. До́бре, до́бре... (Параска подпоясываетъ.) Чи нема́, Пара́сю, поснідать?

Параска. Ище́ й снідать! Я кажу́, що ти по́ки збере́сся, то й сме́ркне. (Даетъ кусокъ сухого хлЂба.) На́ шмато́къ хліба. Якъ пійма́ешъ за́йця, то въ по́лі и поснідаешъ.

Романъ прячетъ хлЂбъ за пазуху. Оттепе́ръ зовсімъ коза́къ! тілько закури́ть лю́льку, да хочъ и у Кримъ.

Параска, про себя. Уже́ коза́къ, то коза́къ! Годи́вся бъ у коно́плі на опу́дало.

Романъ, надЂвая шапку. А де́ жъ кова́ний?

Параска. У сіняхъ.

Романъ. У мішку́?

Параска. Да дже жъ не якъ! у мішку́. Да гляди́ тілько, не задуши́.

Романъ накладываетъ люльку и крешетъ огонь. Коли́бъ же такъ, що тілько въ по́ле, а тутъ и заець! — Да я коли́сь якъ козакува́въ, то съ со́тникомъ разівъ зо́два бувъ на охо́ті и тютю́кать до́бре навчи́вся я. Було́ зберу́ть насъ чоловіка два́дцять або́ и більше, и запу́стять у лісъ съ кийка́ми, и вже чо́ртового ба́тька за́ець уле́жить! Якъ гукону́ було́: »эй, тю-тю́, тю-тю́!« то ажъ ли́стя зъ ду́ба поси́плетця.

Параска про себя. Коли́бъ бувъ тогді ти ло́пнувъ!

Романъ. Що́ ти кажешъ?

Параска. Да то́ я кажу́: »неха́й тобі Бігъ помага́е!«

Романъ. О, спаси́бі тобі, моя́ голу́бко! Гляди́ жъ, навари́ обідать. (Уходитъ.)

Параска. До́бре, до́бре! (Про себя.) Істимешъ лихо́і ма́тері. Навари́ла, да не для те́бе.

Романъ, въ сЂняхъ. А ти тутъ, кова́ний! (смЂется глупо.) Отъ куди́ вона́ ёго́ зати́рила!

Параска смЂется. Проноси́ лишъ, ду́рню, кова́ного въ по́ле.

Романъ. Да й важке́ жъ зъ біса, ярети́че порося́!






ЯВЛЕНІЕ V.


Параска. Ха, ха, ха!...Отъ коли́ дурни́й!... Якъ-таки́ порося́мъ пійма́ти зайця?... Бідний Рома́нъ! ёго́ нетру́дно обману́ть: хто що́ ска́же, то вінъ и повірить. Мені вже й жаль, що кова́/28/ний надса́дить ёму́ ба́бехівъ, да нічого роби́ть: такъ розле́жався, що нія́къ не ви́манишъ ёго́ изъ ха́ти. Неха́й лишъ тро́хи провітритця. До́бре, що мене́ кума́ надоуми́ла, я́къ Рома́на ви́провадити зъ до́му. Вона́ дала́ мені и за́йця, щобъ ёго́ обмани́ть, бу́дто принісъ кова́ний, да незна́ю, чи до-ладу́ воно́ бу́де... Да вже жъ, що́ бу́де, то бу́де, а я зъ дяко́мъ погуля́ю. (Садится прясть.) Коли́бъ тілько не забари́вся мій чорня́вий Хома́ Григо́ровичъ. (Поетъ:)


Вя́не ви́шня, посиха́е,

Що росте́ підъ ду́бомъ:

Со́хну, ча́хну такъ неща́стна,

Живучи́ зъ нелю́бомъ.

Прийди́, ми́лий, утри́ слёзи,

Що я пролива́ю,

Бо одра́ди ніяко́і

Більшъ въ сві́ті не ма́ю.


При концЂ послЂдняго куплета, входитъ Дьякъ.






ЯВЛЕНІЕ VI.

ДЬЯКЪ и ПАРАСКА.


Дьякъ входитъ, дЂлаетъ знакъ удивленія, слушая пЂсню, а при концЂ оной: Ей-ей, ангельскій гласъ!

Параска, увидЂвъ. Охъ міні́ ли́хо!

Дьякъ. Радуюсь сердечно... тое-то душевно, что слишу гласъ веселія вашего сердца и нижайшій отдаю вамъ, Параскева Пантелимоновна, добри́день.

Параска А се ви, Хома́ Григо́ровичъ? Цуръ же вамъ, якъ ви мене зляка́ли!

Дьякъ. Азъ есмъ, тое-то... да гдЂ же вашъ возлюбленный сожитель?

Параска. Пішо́въ по зайці.

Дьякъ, про себя. Сія оказія для меня сладка, яко медъ дивій. (Къ ПараскЂ.) Такъ вамъ удалась выдумка Онисіи? Онъ... тое-то, якъ ёго́... направилъ стопы своя на дібраву: тамъ бо есть прибЂжище заяцомъ. Съ оружіемъ или... тое-то... съ дрекольми?

Параска. И, ні! съ кова́нимъ кабанце́мъ.

Дьякъ смЂется. Хе, хе, хе! Не мечите бисера предъ сви-/29/ніями. Сіе есть чудо неизглаголанное... Но вы, здается мнЂ, якобы творите надо мною глумленіе.

Параска. Ні, да́лебі що пра́вда. Потя́гъ у по́ле скілько ви́дно.

Дьякъ. И такъ вы посвятили своего Романа въ патентовые мисли́вці?

Параска. Неха́й лишъ тро́хи провітритця, ато́ вже такъ розле́жався, що не хо́че ні-за-віщо й приня́тьця.

Дьякъ. Ей-ей, премудро! Дакъ теперь безъ всякаго преткновенія можно мнЂ насладитися всевозлюбленнЂйшею бесЂдою съ вами?

Параска. Що́ таке́?

Дьякъ. Моя сладчайшая! вы не внемлете глаголу моему.

Параска. Одже ви, Хома́ Григо́ровичъ, такъ гово́рите по письме́нному, що я и не второ́паю.

Дьякъ. Я...ей, ей, не изберу глагола къ уразумленію васъ въ страстехъ моихъ, которыми любовь моя со дня воззрЂнія на васъ на поклонахъ воспламенила мое сердце.

Параска. Да́либі, я не зна́ю, що́ ви ка́жете.

Дьякъ. О, Боже мой! ка́къ не уразумЂть глагола моего и не догадаться, что я, то-есть, яко олень къ источнику, къ вамъ прибЂгаю.

Параска, Що́? Оле́на?

Дьякъ. Яка́я тутъ Оле́на? Боже мой! я возлюбихъ васъ всЂмъ сердцемъ и душею.

Параска. Не зна́ти, що́ ви вига́дуете! Я проси́ла васъ, Хома́ Григо́ровичъ, прийти́ протверди́ть ту пісню, що ви мене́ на христи́нахъ у дя́дини учи́ли, а ви міні́ прова́дите не зна́ти що́.

Дьякъ. Очень до́бре; изрядно. (Всторону.) Гласомъ моимъ воззову къ ней и въ пЂснЂ возвеличу ея. (Къ ПараскЂ.) Приклоните ухо ваше и внемлите гласу моему.

Параска. А ну́те, ну́те!

Дьякъ поеть:

Я люблю тебя и стражду,

Но отрады не сыщу;

ЗрЂть тебя всегда я жажду,

И очей не насыщу;

Быть хощу всегда съ тобою

И съ тобой всегда вЂщать, /30/

Наслаждатись красотою

И словамъ твоимъ внимать.

Жизнь съ тобою провождати —

НЂтъ утЂхи мнЂ иной,

И тебЂ не милымъ стати —

НЂтъ мнЂ горести другой.

Ты едина составляешъ

Радость и печаль мою,

Ты едина заставляешъ

РЂчь сказать меня сію.


Параска вторитъ за Дьякомъ ту же пЂсню. Я люблю, тебя и стражду, и проч.

Дьякъ. Ей-ей прекрасно! вы сове́ршенно изучились сему сладкому пЂнію.

Параска. Спаси́бі вамъ, Хома́ Григо́ровичъ! Да якъ ви хо́роше співа́ете ба́сомъ!

Дьякъ. Такъ, такъ, моя возлюбленная.. А какое же вы сотворите мнЂ воздаяніе?

Параска. Я для васъ варе́ноі навари́ла и ку́рочку спекла́.

Дьякъ. Всякое даяніе благо и всякъ даръ совершенъ; но... тое-то... щедроты ваши не суть совершенны.

Параска. Що́ таке́?

Дьякъ. То́-есть — бремя тяжкое отяготЂ на мнЂ; — нЂсть мира въ костехъ моихъ; слякохся до конца, по вся дни сЂтуя хождахъ.

Параска. Одже я ба́чу, що ви, Хома́ Григо́ровичъ, въ хма́ру захо́дите.

Дьякъ, вздыхая. Охъ!...

Параска. Чого́ ви такъ ва́жко здиха́ете?

Дьякъ, про себя. Ей-ей, не знаю, какими глаголами вскрыть мнЂ страсти сердца моего: языкъ мой прильне гортани.

Параска. Що́ вамъ, Хома́ Григо́ровичъ, ста́лось? (Про себя.) Чи вінъ не скази́вся?

Дьякъ, прихилившись къ стЂнЂ, берется рукою за сердце, воздыхаетъ. О, духъ немощи овладЂша мною.

Параска. Вамъ, ма́буть, ну́дно, Хома́ Григо́ровичъ? мо́же, у васъ со́няшниця або́ завійниця? ви́пийте-лишъ ча́рочку запіка́нки. (Становитъ на столъ горілку. Вдругъ слышитъ лай собачій.) Охъ міні́ ли́хо! хтось иде́! По́котъ не да́ромъ бре́ше! (Выглядывая въ окно.) Отъ біда́! Со́цький, да ще зъ москале́мъ, якъ разъ сюди́ пряму́етця. /31/

Дьякъ. Проклятіи люди! тое-то... яко скимны рыкающий! Теперъ мнЂ остается сотворити благо и направити стопы моя во свояси. (Хочетъ уйти.)

Параска. Стріва́йте лишъ, Хома́ Григо́ровичъ, послу́хайте мене́. Тепе́ръ со́цькому бага́цько діла: москалі війшли́ въ село́ сёго́дні, дакъ ёму́ тре́ба квати́рі відво́дить; то вони́ не до́вго тутъ бу́дуть... Схова́йтесь підъ при́валокъ.

Дьякъ. Ей-ей, премудро!

Параска. Шви́дче жъ хова́йтесь, бо вже вони́ въ сіняхъ. (Подбираетъ его подъ привалокъ и закрываетъ рядно́мъ.)

Дьякъ, подъ привалкомъ. Ахъ Боже мой! я́къ преизрядно, еслибы и вы, Параскева Пантелемоновна, здЂсь со мною обитали!






ЯВЛЕНІЕ VII.

ПАРАСКА, СОЦКІЙ и СОЛДАТЪ.


Соцкій. Помайбі вамъ!

Параска. Здоро́венькі були́, пане ку́ме!

Соцкій. А кумъ де? чи вже на пічъ забра́вся, або́, мо́же, сёго́дні съ пе́чи и не зла́зивъ?

Параска. Да нема́ до́ма.

Соцкій. А дежъ вінъ?

Параска. Пішо́въ у по́ле.

Соцкій. Оце́, ма́буть, уже́ наси́льне ёго́ ви́турлила.

Солдатъ. А что́ же, здЂсь мнЂ квартира?

Соцкій къ солдату. ЗдЂсь, ту́тича. (Къ ПараскЂ.) Ку́мо, оце́ вамъ постоя́лець... да глядіть, щобъ у васъ все гара́здъ було́.

Параска. Охъ, міні́ ли́хо!

Солдатъ, скидая амуницію. Не бойсь, хозяюшка: я добрый человЂкъ; наше дЂло солдатское. Намъ много ненадо: курица къ обЂду, а другая къ ужину; а если и лаврениками накормишь, то сердиться не стану; отъ меня ты худа не услышишь.

Параска. Якъ-би́ було́! (Къ соцкому.) Що́ оце́ ти, ку́ме, ро́бишъ? ти жъ обіща́вся не ста́вить у насъ посто́ю!

Соцкій. Постій, ку́мо, не вару́й. На сей разъ ослобони́ть тебе́ відъ постою, да́лебі, не мо́жна: всі ха́ти заняли́, а въ и́ншій по два и по три. Наро́дъ и та́къ на ме́не вражду́е, що де́коли васъ обмина́ю; да я жъ тобі и москаля́ привівъ предо́брого. Вінъ /32/ стоя́въ у сва́та мого́ въ Ракосі́чі, и сватъ мій нимъ не нахва́литця.

Параска. Бідна мо́я голо́вко! а я хоті́ла ха́ту ма́зать!

Соцкій. Або́ пожениха́тьця съ кимъ безъ Рома́на.

Параска. Не знать що́ ти, ку́ме, вига́дуешъ! Я не зна́ю, якъ у те́бе язи́къ не заболи́ть, отаке́ ме́лючи. (Къ солдату.) Мо́же бъ ви, служи́вий, відпочи́ли?

Солдатъ. Ладно, хозяюшка; однакожъ дай мнЂ прежде чего покушать.

Параска. Що́ жъ вамъ дать? ми вже пообідали.

Солдатъ. Ну, чево-нибудь на первой случай, а тамъ ужъ пріймемся дЂлать лавреники. Вить я ужъ болЂе года стою въ Малороссіи вашей и самъ ихъ дЂлать научился.

Соцкій. Отъ ба́чишъ, ку́мо, яки́й моска́ль мото́рний! вінъ тобі и варе́никівъ наро́бить. (Увидя водку, для дьяка приготовленную.) А се що́ въ пля́шці?

Параска, про себя. Охъ міні́ ли́хо! и забу́ла схова́ти! (Къ соцкому.) Да се для Рома́на отиска́ла, щобъ почастува́ть, якъ ве́рнетця съ по́ля.

Соцкій, грозитъ пальцемъ. Эй, ку́мо! ти ли́хомъ, бачу́, гра́ешъ...

Параска. Ище́ чого́ чи не бу́де? Уже́ ти міні́ допікъ своіми ви́гадками?

Соцкій. Ну? го́ді жъ, го́ді, ку́мо! (Вынимаетъ изъ кармана деньги). На́ тобі гро́ші да купи́ для свого́ Рома́на, а ми сю ви́пьемъ съ служи́вимъ. (Садится, наливаетъ въ чарку горілку и потчиваетъ солдата). Прошу́ ви́пить, па́не служи́вий.

Солдатъ, беретъ чарку. Ай да пріятель! Здраствуй, любезный! (Выпиваетъ.) Сватъ твой... (Утираетъ усы.) какъ бишъ ево?

Соцкій. Ове́рко. (Наливаетъ горілку въ чарку.)

Солдатъ. Да́ да́, да́? Веве́рко, Веве́рко!... Правду сказать, такихъ людей мало нынича на свЂтЂ.

Соцкій, взявъ въ руки чарку. Неха́й же ёму́ леге́нько икне́тця. (Выпиваетъ.)

Параска, про себя. Щобъ васъ чортъ забра́въ зо всімъ ва́шимъ ро́домъ!

Солдатъ. А хозяюшка?

Соцкій. Пріська.

Солдатъ. Да́, Приска!... Дай Богъ ей здоровье — какъ мать родная. Право, такихъ хозяевъ не сыщешь во всемъ бЂломъ царствЂ. /33/

Соцкій наливаетъ въ чарку горілку. Ку́мо, ви́пий лишъ и ти ча́рку за здоро́вье сватівъ моіхъ.

Параска. Да спаси́бі, ку́ме! не турбу́йтеся мно́ю.

Соцкій. Чого́ ти такъ зажури́лась? Що Рома́нъ пішо́въ у по́ле? Вінъ шви́дко бу́де. На́ лишъ ви́пий, прошу́.

Параска. Не хо́чу, да́либі не хо́чу.

Соцкій. О, яка́ жъ бо ти зати́нчива! Почасту́й же насъ (подаетъ ей чарку), коли́ сама́ не хо́чешъ.

Параска, беретъ въ руки чарку и пляшку и подноситъ соцкому. Изволяйте, па́не ку́ме.

Соцкій. Въ рука́хъ ма́ете.

Параска. Неха́й же здоро́ві бу́дуть Ове́рко и Пріська. (Кланяется и немножко надпиваетъ скривившись; доливаетъ чарку и подноситъ Соцкому.)

Соцкій показуетъ ей чтобы она поднесла солдату. Прошу́ ви́пить, па́не служи́вий.

Солдатъ, взявъ въ руки рюмку. Да здраствуетъ Веверко и Прицька!

Соцкій смЂется. Утя́въ Панька́ по шта́няхъ!... Якъ, я́къ, моска́лю?

Солдатъ. Какъ? Да здраствуетъ Веверко и Прицка!

Соцкій смЂется, а потомъ опять наливаетъ чарку. Га́рно ти, моска́лю, навчи́вся говори́ть по-на́шому. (Выпиваетъ, встаетъ и выходитъ на средину сцены.) Га́рно, моска́лю, га́рно!... Де ти такъ навчи́вся?

Солдатъ. Да все же у твоего свата, не только говорить, но и пЂть научился вашихъ хохлацкихъ пЂсень.

Соцкій. Чи ба́чишъ! (Протирая усы.) А ну, будь ласкавъ, моска́лю, заспіва́й, яко́і тамъ сватъ мій навчи́въ тебе́. Я всі ёго́ пісні́ зна́ю и самъ коли́сь було́ співа́ю.

Солдатъ. Изволь. (Поетъ)

Ахъ въ полЂ могила

Съ вЂтромъ разговаривала:

Не дуй, вЂтеръ, ты на меня,

Чтобъ я не почернЂла.

Соцкій смЂется до уморы. Га́рно, моска́лю, га́рно! Ну, вже втявъ до гапли́ківъ! Се вже кра́ще відъ тіе́і, що, »въ горо́ді /34/ бузина́, а въ Ки́еві дя́дько, за те тебе́ полюби́ла, що на руці пе́рстень.«

Солдатъ продолжаетъ.

Чтобы въ рЂкЂ не плодилась рыба

За то, что я за Дунай заЂхалъ.

Соцкій смЂется до уморы. Ха, ха, ха! ой, ой, ли́шенько! Го́ді, го́ді, моска́лю! будь ла́скавъ, го́ді, а то́, далибі, кишки́ порву́ відъ сміху!

Солдатъ. Чево ты смЂешся?

Соцкій. Да я́къ же не смія́тьця? ти не знать по я́кому співа́ешъ.

Солдатъ. А какъ же?

Соцкій. Слу́хай, я тобі заспіва́ю (поетъ.)

У по́лі моги́ла

Зъ вітромъ говори́ла:

Не вій, вітре, ти на ме́не,

Щобъ я не чорніла.

Ні вітеръ не віе,

Ні со́нце не гріе,

Тільки въ степу́ при доли́ні

Трава́ зеленіе.

(Музыка. Потомъ:)

Соцкій. А що́, моска́лю, чи такъ сватъ мій співа́въ тобі?

Солдатъ. Да́, да́, точно такъ.

Соцкій. То́-то, мосьпа́не! а ти не втнешъ, да́ромъ що въ gу́дзикахъ.

Солдатъ. А знаешъ ли ты другую?

Соцкій. Яку́?

Солдатъ. Ахъ былъ, да нЂтутЂ, да поЂхалъ на мельницу.

Соцкій. Ха, ха, ха! Бода́й тебе́, моска́лю! А сіе́і жъ де́ ти навчи́вся?

Солдатъ. Эту часто поётъ-бывало Прицка.

Соцкій. Та, мо́же, не такъ?

Параска. Мо́же:

Ой бувъ, та нема́

Та поіхавъ до млина?

Солдатъ. Да, да! /35/

Ой былъ да німа

Да поіхавъ до мліна́.

Соцкій. А ти зна́ешъ, ку́мо, сіе́і?

Параска. Зна́ю.

Соцкій. Заспіва́й же намъ, се́рце.

Параска поётъ. Соцкій аккомпапируеть. Солдатъ танцуетъ. Когда Параска оканчиваетъ другой куплетъ, —

Солдатъ. Ай да хозяюшка! Спасиба тебЂ (хочетъ ее обнять.)

Параска. Геть, моска́лю! не жарту́й! (Отталкиваетъ его.) Оцёго́ то вже я не люблю́ и — суча дочка́ — коли́ не трісну такъ, що й о́чі ви́лізуть! Отъ якъ хо́роше! (Поправляетъ очіпокъ.)

Соцкій. Ось якъ воно́ співа́етця! Ба́чишъ, моска́лю? не такъ, якъ ти, мовъ коза́ въ шкви́рю.

Солдатъ. Да чортъ ево знаетъ; я долго учился, да мудрено, языкомъ-та не сладишь.

Соцкій. То вже такъ. Моско́вський язи́къ ду́же го́стрий, та ба́!

Солдатъ. Однакожъ я этакъ цЂлой день пробаю; — хозяюшка! да-ка чево нибудь закусить; ноги-та крЂпко болятъ отъ походу, нада отдохнуть.

Соцкій. Ку́мо, пошука́й лишъ тамъ у печі: чи нема́ борщу, або́ ка́ши, бо́ ква́ши! або́ лемішки, або́ пу́трі, або́ за́тірки, або́ солома́хи, або́ пампушо́къ, або́ галушо́къ, або́ шуликівъ, або товче́никівъ. Уже́ жъ таки́ тре́ба москаля́ чимсь нагодува́ти.

Параска. Да́либі, ку́мочку, и въ печі не топи́ла.

Соцкій. Да́къ ки́нься да звари́ чого-не́будь.

Солдатъ. Ну, нЂчево дЂлать, солдатское брюхо привыкло постничать (ложится); послЂ хозяюшка меня накормитъ.

Соцкій. Гляди жъ, будь ласка́ва, ку́мо, щобъ ти, якъ моска́ль спочи́не, нагодува́ла служи́вого; я бъ ёго́ узя́въ до се́бе, дакъ у ме́не копита́нъ кватиру́е. Проща́й. (Уходитъ.)

Параска. Иди́ здоро́въ.

Соцкій смотритъ на солдата. Уже́ моска́ль и захріпъ. Знемігся, сердя́га, відъ похо́ду. (Уходитъ.) /36/






ЯВЛЕНІЕ VIII.

ПАРАСКА и ДЯКЪ.


Параска. Наси́лу убра́вся! Отъ чортъ госте́й принісъ не въ по́ру! (Засматриваетъ въ глаза спящему солдату.) Спаси́бі москалю́, и голо́дний засну́въ. (Поднимаетъ рядно.) Хома́ Григо́ровичъ! чи ще ви ту́та жи́ві?

Дякъ выходитъ на цыпочкахъ со страхомъ, дЂлая знакъ ПараскЂ. А що́ служи́вий?

Параска. Спить, ажъ харчи́ть, мовъ чорти́ ёго́ да́влять.

Дякъ. Ей-ей, хорошее я дЂло здЂлавъ... тое-то... що укрився. Блаженъ мужъ, иже не иде на совЂтъ нечестивыхъ. А чтобы и паки не послЂдовало какое.. якъ ёго́... преткновеніе, то тре́ба направить стопы своя — во-свояси.

Параска. Постріва́йте бо, Хома́ Григо́ровичъ! тре́ба-таки́ намъ хочъ варе́ноі покоштува́ти, бо вже вона́ и такъ прохоло́ла.

Дякъ. А раз†вы оной не сокрушили со служивымъ?

Параска. Якъ изъ служи́вимъ? Оце́ неха́й Бігъ ми́луе! Я тільки для васъ, Хома́ Григо́ровичъ, навари́ла й напекла́. Сіда́йте лишъ. (Ставитъ варену и кушанье.)

Дякъ. Благодатная Параскевія! нЂтъ конца добротЂ вашей.

Параска потчиваетъ дяка. Изво́льте, году́йтесь; а то́ не вда́сця намъ ні попи́ть, ні поісти: моска́ль таки́й голо́дний лігъ, якъ соба́ка, и якъ проки́нетця, то самъ усе́ потріска. Пече́ню жъ хоть возміть съ собо́ю. Чи влізе ку́рка въ кише́ню? (Смотритъ на карманъ.) Охъ, яки́й же вінъ засмальцёваний... Да тутъ, бачу́, и са́ла кусо́къ.

Дякъ. Охъ, Боже мой! и забу́въ ви́нять. Се Онисія Гавриловна пожаловала на школу.

Параска подходитъ къ окну и кричитъ. Охъ міні́ ли́хо! Рома́нъ иде́! да ще й серди́тий! Оттепе́ръ біда! Що́ вінъ ска́же, якъ тебе́ заста́не? Уже́ и такъ вибива́е тобо́ю міні́ о́чі, що ти мене́ на у́лиці и́ноді зачіпа́ешъ, а тепе́ръ надса́дить міні́ бе́бехівъ, да и вамъ, па́не Хо́мо, не безъ біди́ бу́де.

Дякъ, подбЂгая къ окну. Тое-то... тое-то... яко... ко... ко... левъ рыкающій! Куди міні́... тое-то... укрытися отъ поруганія?... Ей, ей, онъ сокрушитъ и кости моя!... куди міні́ укри́тися? /37/

Параска, прибирая съ стола варе́ну и кушанье. Лізте шви́дче опя́ть підъ при́валокъ.

Дякъ. До́бре, до́бре... тое-то... да какъ же избавлюся отъ поруганія?

Параска. Не бійтесь, Хома́ Григо́ровичъ: я уже́ ви́гадала, якъ дурно́го Рома́на обмани́ти. Я за́разъ ви́проважу ёго́ до дя́дька, а васъ тоді и ви́пущу.

Дякъ. Трудъ велій объяша мя.

Параска. Мовчіть, Бо́га ра́ди: Рома́нъ въ сіняхъ (Вноситъ проворно зайца, кладетъ на столЂ и сама садится прясть.)






ЯВЛЕНІЕ IX.

РОМАНЪ, ПАРАСКА и СОЛДАТЪ.


Романъ за кулисами. Відчини́!

Параска, оттворяя дверь. Чого́ ти репету́ешъ? Мовчи́, Бога ра́ди!

Романъ. Ось я тебе́ замо́вчу! На́що ти мене́ одури́ла, дідько бъ ути́сся твое́му ба́тькові? (НамЂреваетъ ударить)

Параска увертывается отъ удара. Що́ ти ро́бишъ, навіже́ний?

Солдатъ, лежа. Хозяйка!

Романъ. Що́ се?

Параска. Поба́чишъ! Я тобі каза́ла, що мовчи́! Москаля́ поста́вивъ со́цький на кварти́ру: да тутъ таки́й презли́й! тро́хи не бивъ мене́: наси́лу ёго́ ублага́ла.

Солдатъ. Хозяйка!

Параска. Отъ и біда́!... За́разъ.

Солдатъ. Не слыхать ли барабана?

Параска. Ні, не чуть.

Солдатъ засыпаетъ.

Романъ осматриваетъ осторожно и усматриваетъ зайца. Гля! за́ець! де вінъ узя́вся?

Параска. Що́ ти ди́висся, лу́паешъ?

Романъ. Де ти взяла́?

Параска. А се жъ той, що кова́ний принісъ.

Романъ. Чи спра́вді?

Параска. Буцімсь-то ти й не зна́ешъ? /38/

Романъ. Да́либі и не зна́ю и не ба́чивъ!

Параска. Одже вінъ прити́ривъ ёго́ ажъ до поро́га.

Романъ. Ну, гара́здъ же! ато́ я зали́въ би тобі за шку́ру са́ла.

Параска, За віщо?

Романъ. Я ду́мавъ, що ти мене́ одури́ла; бо якъ ви́йшовъ у по́ле и тільки-що похили́въ до Стецько́воі ба́лки, ажъ мисли́вці пруть за́йця якъ разъ на ме́не. Я шви́дче зъ мішка́ кова́ного и дава́й тютю́кать во все го́рло. За́ець же потя́гъ туди́, къ Чми́рові дуби́ні, а кова́ний пря́мо шляхо́мъ до села́.

Параска. То вінъ навпере́йми пішо́въ.

Романъ. Да ма́буть такъ: по тій же тропі и хортъ оди́нъ увяза́вся; а я́къ уже́ лови́въ ёго́ кова́ний, да́лебі не зна́ю, бо по́ки я ви́брався зъ ба́лки, то вже ні хортівъ, ні порося́ти не ви́дно було́; я жъ такъ ухо́ркався, по́ки ви́брався изъ ерину́диноі ба́лки, що ажъ соро́чка мо́кра.

Параска. Да тутъ хло́пці каза́ли, що кова́ний пійма́въ ёго́ біля Свири́дового вітряка́.

Романъ. Бачъ, ажъ де́ дійшо́въ ёго́ мій голу́бчикъ! тепе́ръ бу́де пече́ня.

Параска. Бу́де, тілько піди́, мій Рома́не, покли́чъ дя́дька и тітку; бо вони́ зъ-ро́ду за́ячини не іли.

Романъ. Да ино́се.

Солдатъ встаетъ и является на сцену, протирая глаза. Что́ это за мужикъ?

Романъ. Да ми туте́шні.

Солдатъ. Не хозяинъ ли?

Романъ. Даджежъ не хто — хазя́інъ.

Солдатъ про себя. Неужели это ея мужъ? Ну, такъ она не совсЂмъ виновата. (Къ ПараскЂ.) Что́ же, хозяюшка, давай теперь чево покушать.

Параска. Що́ жъ тобі да́ти? онъ шмато́къ греча́ника: іжъ, коли вку́сишъ.

Солдатъ. НЂтъ ли чего повкуснЂе? небось, старика накормила.

Романъ. Ні, моска́лю! су́чий синъ, коли́ и ріска була́ въ ро́ті, а істи хо́четця такъ, що ажъ кишки́ ко́рчить, да да́сбігъ-чого. Оце́ вона́, спаси́бі ій, дала́ шмато́къ греча́ника, дакъ не вкушу́: не тобі ка́жучи, зубівъ уже́ лиха́-ма́ти-ма́е. /39/

Солдатъ про себя. БЂдный мужичокъ! (Къ ПараскЂ) Такъ у васъ и хлЂба нЂту-тЂ?

Параска. А де же ёго́ взя́ти? тепе́ръ у насъ неврожа́й. Зароби́ла була́ тро́хи, да й той стари́й попро́давъ.

Солдатъ. Какъ можно продать послЂдній хлЂбъ? это худо.

Романъ. А що́ жъ ма́ешъ роби́ти? де жъ би я гро́шей узя́въ на поду́шне? Зароби́ть не зду́жаю; нивки́ и ліски́ уже́ давно́ роспро́давъ; скотъ ніпо́чому; тільки що послі́дній хлібъ прода́ти, щобъ прокля́ті сіпа́ки не облива́ли на моро́зі холо́дною водо́ю. До́бре було́ коли́сь, що прода́въ бу́зівка, та й росплати́вся; а тепе́ръ и коро́ву съ теля́мъ продаси́, — то тілько хиба́ за полови́ну запла́тишъ, бо тепе́ръ та коро́ва, що тре́ба було́ рублівъ со́рокъ заплати́ти, більшъ не даду́ть я́лишники, якъ рублівъ де́сять. О таке́ тепе́ръ на світі наста́ло! де жъ намъ гро́ші бра́ти?

Солдатъ. Да какъ же ты живешъ?

Романъ. Ота́къ, мосьпа́не: що якъ запряде́ стара́ шмато́къ хліба, то й імъ; а тепе́ръ наки́нувъ голова́ засіда́телські мітки пря́сти, то білше того́, що нахлищу́сь борщу́, да голо́дний и спать ля́жу.

Солдатъ. Да, худо, старикъ. Однакожъ хозяюшка насъ накормитъ.

Параска. Чимъ? хиба́ тря́сцею?

Солдатъ про себя. Постой же, плутовка, я тебя накажу. (Къ Роману) Ну, такъ я тебя, хозяинъ, накормлю; хочешь ли?

Романъ. Да спаси́бі, моска́лю; у ме́не да́либі ажъ се́рце боли́ть, що нічимъ васъ нагодува́ти. (Вынимаетъ изъ кармана деньги), Пара́сю! піди́ лишъ купи́ хочъ чве́ртку; мо́же, служи́вий ви́пъе зъ доро́ги, да чи не добу́демъ хочъ у дяка́ паляни́ці: вінъ у насъ, ба́чця, чоловікъ до́брий.

Солдатъ. Не трудись, старикъ, ненада ничего: я знаю, что ты до́брой человЂкъ (да безмозглой); у насъ будетъ что́ пить и Ђсть безъ денегъ; только чтобы вы обое меня слушали и все то́ дЂлали, что́ я скажу.

Романъ. До́бре, моска́лю. Я чоловікъ нерети́вий.

Солдатъ. Послушай же: я буду ворожить, такъ вамъ надобно стать вотъ здЂсь и зажмурить глаза. Становитесь. (Становитъ на срединЂ театра).

Параска. Що́ се бу́де? не зна́ти що́ моска́ль вига́дуе. /40/

Романъ. Чи воно́ жъ, бу́дте ласка́ві, служи́вий, не грішно бу́де?

Солдатъ. НЂтъ, ужъ я за то отвЂчаю, Становитесь.

Романъ. Да ино́се. Станови́сь, Пара́сю, тілько бу́дте ласка́ві, коли́бъ воно́ не те́е...

Солдатъ. Не бойсь. Ну, зажмурь глаза.

Романъ, зажмуривъ глаза. Уже.

Солдатъ чертитъ кругомъ ихъ палкою. Беръ... баръ... даръ!

Романъ. Добро́дію служи́вий!

Солдатъ. Не бойсь, (Чертитъ палкою, и говоритъ невнятныя слова).

Романъ. Постійте, су́дирь, бу́дте ласка́ві, постійте.

Солдатъ. А что́?

Романъ. Я не-наро́комъ и самъ не зна́ю, якъ росплю́щивъ о́чі.

Солдатъ. Экой ты! эдакъ и самъ пропадешъ, и мнЂ бЂды надЂлаешь.

Романъ. Уже́ бу́ду держа́ть руко́ю.

Солдатъ. Ну, держи покрЂпче.

Романъ. А, до́бре. Пара́сю! гляди́ жъ, не росплю́щъ очи́ць.

Солдатъ между-тЂмъ выноситъ и становитъ на столъ кушанье и варену. Ну, Романъ, теперь конецъ. Смотри сюда.

Романъ смотритъ съ удивленіемъ. Гля!

Параска всторону. Не ерети́чий и моска́ль, яки́й же хи́трий!

Солдатъ. Ну, хозяинъ, милости просимъ покушать. (Начинаетъ Ђсть).

Романъ глядитъ на всЂ стороны. Де воно́ взяло́сь?

Солдатъ. Ну, садись да кушай. Ты никогда не Ђдалъ такъ вкуснаго.

Романъ. Чи воно́ жъ не грішно бу́де?

Солдатъ. Да вЂть я тебЂ сказалъ, что я отвЂчаю!

Романъ, приступая со страхомъ къ столу. Моска́лю, служи́вий! чи міні мо́жна перехристи́тьця?

Солдатъ. Пожалуй, крестись себЂ, сколько хочешь.

Романъ крестится и шепчетъ молитву. А стра́ву мо́жна перехристи́ть?

Солдатъ. НЂтъ, не можно.

Романъ, отступая назадъ. Одже, да́либі міні́ мо́торошно. /41/

Солдатъ. Не бойсь. (Даетъ ему́ въ руки кусокъ). Вотъ на, ку́шай.

Романъ, принимаясь дрожащею рукою. Го́споди, благослови́ (и крестясь). Да вже жъ, що́ ба́бі, то те й грома́ді. (Ђстъ; къ ПараскЂ) Па́расю! а ти жъ чому не іси́?

Параска. Неха́й Бігъ ми́луе, щобъ я іла у пе́клі ва́рене.

Солдатъ грозитъ ПараскЂ пальцемъ.

Романъ опускаетъ изъ рукы кусокъ. Чи воно́ жъ, служи́вий, у пе́клі вари́лось?

Солдатъ. Да гдЂ бы ни было, намъ до того дЂла нЂтъ, лишь бы вкусно. (Наливаетъ варену и даетъ Роману) Нутка, выпей. (ПослЂ сего солдатъ встаетъ и идетъ къ ПараскЂ).

Романъ надпиваетъ самъ и даетъ женЂ. Ось покошту́й, Пара́сю, яке́ до́бре.

Параска. Да вже жъ, коли́ такъ, то й я бу́ду істи; тільки будь ла́сковъ, служи́вий, зми́луйся надъ на́ми, не погуби́ мене́.

Романъ, не вслушавшись. Даджежъ сказа́въ, що вінъ за все одвіча́е!

Солдатъ, трепля по плечу Параску. Не бойсь, все будетъ ладно, только впередъ съ солдатами обходись лучше. (Къ Роману). Ну, Романъ, кушай.

Романъ, уплетая жаркое. Оттепе́ръ наівся, ажъ нена́че на животі поле́гшало.

Параска упрашиваетъ солдата выпустить дяка, и онъ соглашается.

Солдатъ. Хорошо, изволь.

Романъ. Спаси́бі тобі, служи́вий, що ти напра́вивъ тро́хи ке́ндюхъ; тільки тепе́ръ, ма́буть, тре́ба бу́де ха́ту посвяти́ти.

Солдатъ. Ненадо; я тебЂ самъ всЂхъ чертей выгоню; только ни съ мЂста!

Романъ. Ухъ, ажъ шку́ра підніма́етця: такъ страшно. Да вжежъ, коли такъ, то и не тину́.

Солдатъ. Ну, станьте здЂсь. (Становитъ обоихъ среди театра.) Вотъ такъ. (Завязываетъ глаза имъ и связываетъ руки.)

Романъ, Ухъ, стра́шно!

Солдатъ, завязывая глаза. Ну, Романъ, тебЂ надобно выучить сіи волшебныя слова: джунъ... беръ .. дачъ... дур.. ніеръ... гапта... де... /42/

Романъ. Не зумію, мосьпа́не, ви́читать.

Солдатъ. Какъ не зуміешъ? Говори за мною: Джунъ.

Романъ. Жукъ.

Солдатъ. Веръ... дачъ.

Романъ. Пепе... перь бачъ

Солдатъ. Дурніеръ.

Романъ. Дурни́й я

Солдатъ. Гапта... де. Гапта де. Гапта де.

Романъ. Га́пка де... Га́пка де.

Солдатъ. Ну, смотри же, Романъ, какъ крикну я: ура! то ты тотчасъ долженъ говорить сіи слова самымъ громкимъ голосомъ.

Романъ. Эй, да́либі, моска́лю, не ви́читаю: важке́ ду́же на язи́къ.

Солдатъ. Ничево! смотри только, не забудь. (Уходитъ и раздЂваетъ Дяка.)

Романъ. Да коли́бъ не забу́ть. Пара́сю, чи ти переняла́?

Параска печально. Переняла́!

Романъ. Нагада́ешъ же міні́, якъ помилю́сь. (Говоритъ въ полголоса.) Жукъ... бе... бе... бе... беръ, бердь... бачъ... дурни́й я... Га́пка де, Га́пка де... Гапка де. (Берется за животъ.)

Параска. О, щобъ тебе поби́ла лиха́ годи́на!

Романъ. Охъ, охъ, служи́вий! Мосьпа́не служи́вий!

Солдатъ, продолжая около дяка работу. Что́ ты тамъ?

Романъ. Будте ласка́ві, чи ще воно́ до́вго бу́де?

Солдатъ, продолжая работу. А что́ тамъ?

Романъ. Коли́ до́вго, то бъ я на часъ на двіръ пішо́въ.

Солдатъ. ЗачЂмъ?

Романъ. Прошу́ прости́ть, міні́ нена́че те́е...

Солдатъ, прибравъ кафтанъ и выпачкавъ дяка сажею. Ура, Романъ!

Романъ. Джу... джу... джу... Пара́сю, я́къ?

Параска. О, щобъ те́бе поби́ла лиха́ годи́на!

Солдатъ подходитъ къ Роману.

Романъ. Жукъ... бердь... бачъ... дурни́й я... Га́пка де. (Топаетъ ногами и плюетъ.)

Солдатъ. Теперь совсЂмъ. (Развязываетъ глаза.)

Романъ протираетъ глаза. Ухъ, ухъ! /43/

Солдатъ. Ну, смотри, Романъ, ка́къ чортъ выбЂжитъ. (Смотритъ на дяка, стучитъ палкою и говоритъ) Гапта де... Гапта де... Гапта де!

Дякъ, выпачканый, чрезъ сцену уходитъ вонъ.

Романъ дрожитъ и крестится. А яки́й же страшни́й!

Солдатъ. Ну, Романъ! теперь чорта выгналъ, а гнЂздо себЂ возьму. (Прибираетъ дяково платье.)

Романъ. О, спаси́бі тобі, добро́дію служи́вий! тільки прошу́ не въ гнівъ: скажіть, бу́дте ласка́ві, — я чувъ, що нечи́стий духъ зъ рога́ми; а у сёго́ и ріжкі́въ нема́.

Солдатъ. Ну, нечего дЂлать. Рога онъ тебЂ оставилъ.

Романъ. Охъ міні ли́хо! (Хватаетъ себя за лобъ.)

Солдатъ. Ничего, Романъ! (Трепля Романа по плечу:) и получше тебя бываютъ съ рогами...

Романъ. Пара́сю! Що́ жъ міні́ роби́ти?

Параска. Якъ-би́ ти не лежа́въ зъ ра́нку до ве́чора та роби́въ такъ, якъ лю́де ро́блять, то бъ не було́ сёго́ нічо́го; ато́ по́ти лежа́въ, по́ки ви́лупивъ чо́рта. Я тобі скілько каза́ла: »Эй, Рома́не, не ліну́йся. Ліность до добра́ ніко́ли не приво́дить.«



ЗанавЂсь опускается.






[В. А. Гоголь. Простак, или хитрость женщины, перехитренная солдатом // Основа. — 1862. — № 2. — С. 19-43.]













© Сканування та обробка: Максим, «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua/)
14.VII.2007







‹‹   Головна         Адаптований текст         Текст у форматі pdf


Вибрана сторінка

Арістотель:   Призначення держави в людському житті постає в досягненні (за допомогою законів) доброчесного життя, умови й забезпечення людського щастя. Останнє ж можливе лише в умовах громади. Адже тільки в суспільстві люди можуть формуватися, виховуватися як моральні істоти. Арістотель визначає людину як суспільну істоту, яка наділена розумом. Проте необхідне виховання людини можливе лише в справедливій державі, де наявність добрих законів та їх дотримування удосконалюють людину й сприяють розвитку в ній шляхетних задатків.   ( Арістотель )



Якщо помітили помилку набору на цiй сторiнцi, видiлiть мишкою ціле слово та натисніть Ctrl+Enter.

Iзборник. Історія України IX-XVIII ст.