Василь Гоголь. Простак, або хитрощі жінки, перехитрені солдатом [Електронний ресурс]. — К., 2007. — Режим доступу: http://litopys.org.ua/rizne/prostak2.htm

‹‹   Головна         Ориґінальний текст         Текст у форматі pdf

ПРОСТАК, ИЛИ ХИТРОСТЬ ЖЕНЩИНЫ, ПЕРЕХИТРЕННАЯ СОЛДАТОМ

КОМЕДИЯ В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ

Сочинение Василия Афанасьевича Гоголя,
(отца Николая Васильевича.)

[Адаптований текст]

НЕСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ СЛОВ

Читающему обществу было известно, что отец знаменитого Н. В. Гоголя писал комедии на украинском языке для представления их на домашнем театре своего родственника, бывшего министра юстиции, Дм. Пр. Трощинского. В моих Записках о жизни Гоголя помещены были даже отрывки из них, по памяти почтенной матери поэта. Но этих отрывков было недостаточно для того, чтобы судить о степени комического дарования Василия Афанасьевича. Случай спас от утраты одну из его пьес, которую Основа спешит сохранить как дорогой памятник родной словесности.

Комедия Простак написана прекрасным украинским языком, обнаруживающим в авторе близкое знакомство с людьми, выведенными им на сцену. В котором именно году она сочинена, нам еще неизвестно, но весьма возможно, что — прежде Москаля-Чарівника и Наталки Полтавки. Таким образом, имя Гоголя связано с первым стремлением украинцев — образовать народный театр. Стремление это, в авторе Простака, выразилось почти таким же способом, как и в Котляревском. Тó было беззаботное время для помещиков, когда он мирно процветал в своем хуторе (разросшемся впоследствии в село). Известный порядок гражданской и общественной жизни, заведенный в России и усвоенный украинскими дворянами, достиг тогда возможно-успокоительного совершенства и казался нормою, из которой выходить не следовало. Помещики вели жизнь — говоря вообще — веселую, и, как роскошь еще не поистощила их средств, увеличенных правительственными пожалованиями их дедам, отцам и им самим (как, например, Трощинскому), то у них хватало средств на все затеи. Устроить домашний театр, завести собственный оркестр — в те времена было делом довольно-обыкновенным и не встречало ни в ком Катоновского осуждения.

Недалеко еще отошли от нас десятилетия благодатной помещичьей жизни, но взгляд на жизнь и самая жизнь изменились в Украине почти до невероятности. Мы еще помним, каким вельможей жил, в живописной Качановке (Майорщине), Гр. Ст. Т—ский, какáя гремела у него музыка, кáк разыгрывали крепостные украинцы произведения знаменитых немецких виртуозов. Умер вельможа, вступил во владение наследник его дворца, построенного графом Румянцевым-Задунайским, и первым его делом было — распустить доморослых артистов, как людей, вовсе ненужных для нового помещичьего быта.

Тоже самое произошло и в знаменитых Ки́бинцах, — этих Афинах времен Гоголева отца. Нет больше в Ки́бинцах домашнего театра; нет музыки; нет многолюдных помещичьих съездов. Одна только обширная библиотека, свидетельствует, что там жили, чувствовали и мыслили, согласно с духом своего времени. Говорят, что старик Трощинский не лишен был любви к родине, что он делал много добра землякам, по своим связям с столичною знатью, что к простому народу он относился, как помещик, очень кротко; любил слушать украинские народные песни и даже, иногда, прослушав известную Ча́йку, заливался горькими старческими слезами. Тем не менее был он человек XVIII века и барин, созданный по французским образцам русских бар. От этого взгляд его на простонародье ни коим образом не мог быть глубже, нежели и у вельможи Т—ского. Рано было образоваться серьёзному взгляду на хлеборобов в то время, когда у всех в ушах еще раздавалась песня:

Гром победы раздавайся,

Веселися храбрый Росс!

когда общая всей Европе государственная система так прочно, по-видимому, установилась, а об общественном начале в истории и в государственной жизни никто почти и не заикался. По недавно еще существовавшим понятиям об обществе и о том, кого следует разуметь под гражданским обществом, мы можем судить, ка́к в те безмятежные времена должны были самые добрые и умные люди смотреть на простого поселянина. Доброта их доходила, под влиянием Жан-Жака Руссо, Бернарден-де-Сен-Пьера и других французских гуманистов, до того, чтобы присматриваться с любовью к детям природы и подавать им помощь от избытков богатства, пожалуй — даже поднять их быт до подобия с своим собственным (как и действительно пробовали это сделать некоторые бары посредством новоизобретенных домиков, соломенных шляпок и т. п.); но видеть в мужиках произведение старой истории и деятелей истории грядущей, смотреть на них, как на временно-бездействующих сограждан и сотрудников общего национального дела, — куда!... осмеяли бы тогда философа с подобными убеждениями, в том самом кругу, который разыгрывал комедии из простонародного быта и где народная песня исторгала кой-у-кого горячие слезы.

Эта-то узкость взгляда на то, что составляет общество, народ и нацию, и была причиною, что люди с большими литературными способностями, каковы Гоголь-отец и Котляревский, производили в области простонародной словесности так мало и так слабо, сравнительно с писателями их времени, пересаженными из украинской почвы на великорусскую и из области темного демоса в область сословия образованного. Эта узость взгляда, мало расширившегося и во времена Гоголя-сына, не дала и ему обнять украинскую жизнь полнее, затруднила ему изучение украинской народности, убедила его слишком рано, что на украинском языке писать не следует, а наконец и совсем вывела его творчество из сферы украинской. Талант его не мог преодолеть трудностей, представляемых самою техникою дела, в те времена более нежели сомнительного, но не мог также удовлетвориться и формою Вечеров на Хуторе и Миргорода. Инстинкт, указывающий писателю, чем именно, в какой именно форме, он может сильнее действовать на современников, внушил ему заняться предметами, которые были ясны для него, как день, и для изображения которых подготовлен был для него язык Пушкиным и множеством других писателей. Но возвратимся к его даровитому отцу.

Василий Афанасьевич Гоголь, будучи живым членом своего общества, захватил в свое творчество украинской простонародной жизни столько, сколько тогдашнее общество требовало для ее воссоздания. Шутка и песня для приятного провождения времени, — вот все, чего мог искать писатель тогдашний в оставленном дворянами родном быту; и Гоголь-отец очень искусно и умно почерпнул из него эти элементы для своей комедии. От первой до последней сцены он сохранил во всем естественность и правдоподобие. Простота изложения, умеренность карикатуры, ровность хода всей пьесы, ясно указывают, что этот человек, в другом кругу, при другой образованности и при иных требованиях общества, пошел бы далеко на пути художественного творчества. Мы в этом убеждены тем более, что комизм его не ограничивается отдельными выражениями, которых не мудрено набрать человеку с талантом в простонародной украинской речи: нет, у него он истекает из самого положения вещей в убогой сельской хате и отзывается тем глубоким комизмом, которым Гоголь-сын умел наводить смеющегося читателя на грустные размышления.

Известно, какую роль играл в то время произвол родителей или иных, еще более властительных, лиц в устройстве брачных союзов. Красивая молодая женщина, очутясь женою глуповатого и ленивого старика, говорит слишком ясно, ка́к это случилось. Жизнь просится в ней на волю, и она связывается с дьячком. Это комизм, если угодно, очень грустный, — тем более, что дьячки при тогдашнем состоянии бурс были, большей частью, люди, изуродованные навеки... Солдат, служивший впроголодь, как водилось лет с полсотни назад, — попав к мужику в хату, преследует самые насущные свои интересы... Pauvre diable, он пускается на смешные штуки, — иначе ему пришлось бы с голоду трубить в кулак.

Содержание пьесы Гоголя-отца почти то самое, что́ у Котляревского в Москале-Чарівнике. Мы не знаем наверное, которая из этих двух пьес написана прежде: если Моска́ль-Чарівни́к, то комедия Гоголя-отца сбавляет много цены произведению Котляревского. Если же Гоголь-отец взял сюжет Москаля́-Чарівника́ и обработал его по-своему, то он поступил так, как поступали немногие таланты, которые, переделывая написанные уже пьесы, устраняли ошибки авторов их и давали сочинению новую жизнь.

У Котляревского хозяин хаты — зажиточный чумак, а роль Ловласа играет судовый паничь. По-видимому, в этом нет ничего, что́ бы можно было поставить в упрек авторству Котляревского; а между тем из этого выбора лиц видно, что Котляревский далеко не так симпатично относился к народу, как отец Гоголя. Молодая жена, принимающая у себя, в отсутствие мужа, жалкого канцеляриста, у него — женщина, не возбуждающая к себе никакого участия, и даже более того... Он вывел на сцену хозяйку чумацкой хаты с пятном, вовсе не характеристическим, тогда как Гоголь-отец, относясь к народу в чистоте собственных понятий о мужчине и женщине, заставляет своего солдата-постояльца, взглянув на мужа влюбленной в дьячка молодиці, сказать про себя: «Неужели это ее муж?.. Ну, так она не совсем виновата.» В этих словах мы слышим, может быть, бессознательный протест автора против современного ему порядка вещей, при котором сплошь да рядом могли существовать жертвы невольной супружеской жизни.

С другой стороны, чумак, возвратившийся с дороги, играет, у Котляревского, роль простака вовсе неуместно. Чумаки в нашем простонародьи — самые развитые люди. Не так-то легко провести их солдату-постояльцу! Не таковы они в домашнем быту на деле, как Чупрун, Котляревского, в комедии. Совсем другое видим у Гоголя-отца. Здесь представлен настоящий дурень, идиот-лентяй, который способен был поверить и тому, что поросенок может поймать зайца. Такого хозяина хаты весьма естественно дурачить солдату-постояльцу, (имея в виду собственные выгоды), для достижения своей цели.

Самое изображение солдата у Гоголя-отца вышло мягче, артистичнее. Он не забыл, что такое солдат, как существо человеческое. У него о солдате сказано несколько таких слов, которые, между прочим, показывают и добродушие нашего народа, редко заглушаемое в конец внешним гнетом, и приходящей извне нравственной заразой.

Словом, Простак, Гоголя-отца, во всех отношениях выше Москаля-Чарівника и может быть назван первой украинской комедией.

П. Кулиш.

ПРОСТАК,
или хитрость женщины, перехитренная солдатом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Роман, малороссийский козак, простой и ленивый.

Параска, жена его, женщина молодая и хитрая.

Соцкий, кум Параски,

Дьячек, любовник Параски.

Солдат переходящей команды.

ЯВЛЕНИЕ I.

Театр представляет малороссийскую избу.

Роман (один, поднимаясь со скамейки и представляя расслабленного). Враг його́ ба́тька зна́є, здається, я іще́ не ду́же й стари́й, а зовсім охря́в, так що ні ніг, ні рук не чу́ю, нена́че поби́тий. (Зевает). Ка́жуть лю́ди, що мене́ баглаї напа́ли... мо́же прокля́ті й баглаї; тільки ж я уже́ ду́же да́вній — я уже́ був дебе́лим па́рубком, як на́ші козаки́ на Лінію в похо́д ходи́ли. — Дай Бо́же ца́рство па́ну-со́тнику; для ме́не ду́же пан до́брий був — всіх козаків у похо́д ви́турлив, — а мене́ та́к уподо́бав, що оста́вив до́ма і повелів сви́ні па́сти, — отоді-то мені́ ро́зкіш була́! Не знав я нія́кого діла; а тепе́р і не зду́жаю, да тре́ба роби́ти, щоб стара́ не ла́яла. (Садится). Спаси́бі Бо́гу, що зайшла́ десь, а то́ б уже́ давно́ до́сі скребла́ мо́ркву. (Зевает и чешет себе спину).

ЯВЛЕНИЕ II.

РОМАН и ПАРАСКА.

Параска входит. Не лиха́ годи́на! оце́ ти й до́сі чухма́ришся, і не прийма́вся за робо́ту! Го́ре мені́ з тобо́ю! Всі лю́ди, як лю́ди; а ти, мов ви́родок яки́й, сиди́ш цілий день у ха́ті, згорну́вши ру́ки. От уже́ через твоє недба́льство дожили́сь до то́го, що нічого й їсти.

Роман. А що́ я тепе́р бу́ду роби́ти?

Параска. Ти б став у ко́го молоти́ть за коро́бку.

Роман. А я́к його́ тепе́р молоти́ти? Адже́ ба́чиш, що мо́кро.

Параска. Дак ти́ б найшо́в дру́гу яку́ робо́ту. Он, як кум Ваку́ла: ніко́ли не сиди́ть без діла; і сього́дні ране́нько потя́г у по́ле.

Роман. Чого́ в поле́?

Параска, По зайці.

Роман. Як по зайці? У його нема́ ні хортів, ні теніт, ні рушни́ці.

Параска. Ото́-то й ди́во. Він порося́м ло́вить зайці.

Роман Як порося́м?

Параска. Да так. Учо́ра пішо́в після обіду да й приніс двох зайців.

Роман. Дай його́ че́сти! я, да́либі, впе́рше зро́ду чу́ю, що порося́тами ло́влять зайців!

Параска. Що́ ти почу́єш, або́ поба́чиш, на печі ле́жачи, мов каба́н у про́сі? А я тобі хоч забожу́сь що від мого́ кова́ного кабанця́ не втече́ ні оди́н за́єць. Оце́ коли́сь зацькува́ли були́ його́ попо́вичі соба́ками: — як же курну́в від них, дак ні одна́ соба́ка і не догна́ла!

Роман. Уже́ що метки́й, то метки́й! Ли́ха — ма́тері утну́ть його́ попо́ві соба́ки. Оце́ коли́сь, як молоти́в я на току́, а він добра́всь до во́роха да й упліта́є гре́чку, так що, якби́ не По́кот туди́ пригоди́вся, то, по́ки б я підня́в ціп, щоб його́ заціди́ти, то ні па́нцура б не оста́лось гре́чки. Уже́ чо́ртового ба́тька у ку́ма бу́дуть шви́дчі порося́та!

Параска. От бач! Чого́ ж тобі іще́ тре́ба? Ось піди́ лиш лу́чче в по́ле, як ма́єш лежа́ти, чи не дасть Біг і нам оскоро́митися хоть за́ячиною.

Роман. Да іно́се; тілько не зна́ю, чи побіжи́ть кова́ний за мно́ю.

Параска. Де ж ти ба́чив; щоб порося́ бігло за чоловіком? Ти возьми́ його́ в мішо́к, а як поба́чиш за́йця, тоді й ви́пусти.

Роман. Хіба́ в мішо́к! Так піди́ ж — пійма́й, а я обу́юсь.

Параска (в сторону). Отта́к ду́рнів обма́нюють! (к Роману). Обува́йся ж ху́тче. (Уходить).

ЯВЛЕНИЕ III.

Роман (один садится среди сцены и достает постолы). До́бре б було́, якби́ пійма́в я за́йця! (Натягивая постолы.) Э... Э... не єрети́чі його́ й постоли́! як же позсиха́лись! (Обвязывая воло́кою, урывает оную.) Отта́к же! Гай, гай! Дай його́ че́сти! Оттепе́р у ли́ха гра́ти!... Жінко!... жінко!... Пара́ско!... Параско́!

ЯВЛЕНИЕ IV.

РОМАН и ПАРАСКА.

Параска. Чого́ ти так репету́єш, нена́че навіже́ний?

Роман. Чого́ ти репету́єш!... Чо́ртма́ воло́ки!

Параска. Дак що́ ж бу́дем роби́ти?

Роман Чи нема́ де ременця́ або́ моту́зочки?

Параска. Біда́ мені з тобо́ю! На́ хоть поворо́зку, да обува́йся ху́тче, бо нера́но.

Роман. О, яка́ ж бо ти швидка́ ду́же!... Адже́ ба́чиш, я́к постоли́ позсиха́лись! Наси́лу нацу́пив.

Параска. Чому́ ж ти не ви́мазав?

Роман (вдруг опускает руки). Не ви́мазав!... А якби́ ви́мазала сама́? Не вели́ка єси́ па́ні!

Параска (перерывает речь его). Го́ді ж, го́ді! Не во́зом тебе́ зачепи́ла.

Роман. То́-то, ба́чиш! (Встает.)

Параска (подавая сіряк). Ну, на́, надіва́й сіря́к.

Роман (поднимая штаны). Стріва́й!

Параска. Уже що прово́рний, то прово́рний! Тебе́ б тільки за сме́ртю посила́ти.

Роман (надевая сіряк). Коли́ б так іще́ чим підпереза́ться.

Параска (подавая пояс). Ке́-лиш, я підпережу́ тебе́.

Роман. До́бре, до́бре... (Параска подпоясывает.) Чи нема́, Пара́сю, поснідать?

Параска. Іще́ й снідать! Я кажу́, що ти по́ки збере́шся, то й сме́ркне. (Дает кусок сухого хлеба.) На́ шмато́к хліба. Як пійма́єш за́йця, то в по́лі і поснідаєш.

Роман (прячет хлеб за пазуху). Оттепе́р зовсім коза́к! Тілько закури́ть лю́льку, да хоч і у Крим.

Параска (про себя). Уже́ коза́к, то коза́к! Годи́вся б у коно́плі на опу́дало.

Роман (надевая шапку). А де́ ж кова́ний?

Параска. У сінях.

Роман. У мішку́?

Параска. Да дже ж не як! У мішку́. Да гляди́ тілько, не задуши́.

Роман (накладывает люльку и крешет огонь). Коли́ б же так, що тілько в по́ле, а тут і заєць! — Да я коли́сь як козакува́в, то з со́тником разів зо́ два був на охо́ті і тютю́кать до́бре навчи́вся я. Було́ зберу́ть нас чоловіка два́дцять або́ і більше, і запу́стять у ліс з кийка́ми, і вже чо́ртового ба́тька за́єць уле́жить! Як гукону́ було́: «эй, тю-тю́, тю-тю́!» то аж ли́стя з ду́ба поси́плеться.

Параска (про себя). Коли́ б був тогді ти ло́пнув!

Роман. Що́ ти кажеш?

Параска. Да то́ я кажу́: «неха́й тобі Біг помага́є!»

Роман. О, спаси́бі тобі, моя́ голу́бко! Гляди́ ж, навари́ обідать. (Уходит.)

Параска. До́бре, до́бре! (Про себя.) Їстимеш лихо́ї ма́тері. Навари́ла, да не для те́бе.

Роман (в сенях). А ти тут, кова́ний! (смеется глупо.) От куди́ вона́ його́ зати́рила!

Параска (смеется). Проноси́ лиш, ду́рню, кова́ного в по́ле.

Роман. Да й важке́ ж з біса, ярети́че порося́!

ЯВЛЕНИЕ V.

Параска. Ха, ха, ха!...От коли́ дурни́й!... Як-таки́ порося́м пійма́ти зайця?... Бідний Рома́н! Його́ нетру́дно обману́ть: хто що́ ска́же, то він і повірить. Мені вже й жаль, що кова́ний надса́дить йому́ бе́бехів, да нічого роби́ть: так розле́жався, що нія́к не ви́маниш його́ із ха́ти. Неха́й лиш тро́хи провітриться. До́бре, що мене́ кума́ надоуми́ла, я́к Рома́на ви́провадити з до́му. Вона́ дала́ мені і за́йця, щоб його́ обмани́ть, бу́дто приніс кова́ний, да не зна́ю, чи до ладу́ воно́ бу́де... Да вже ж, що́ бу́де, то бу́де, а я з дяко́м погуля́ю. (Садится прясть.) Коли́ б тілько не забари́вся мій чорня́вий Хома́ Григо́рович. (Поет:)

В’я́не ви́шня, посиха́є,

Що росте́ під ду́бом:

Со́хну, ча́хну так неща́сна,

Живучи́ з нелю́бом.

Прийди́, ми́лий, утри́ сльози,

Що я пролива́ю,

Бо одра́ди ніяко́ї

Більш в сві́ті не ма́ю.

(При конце последнего куплета, входит Дьяк.)

ЯВЛЕНИЕ VI.

ДЬЯК и ПАРАСКА.

Дьяк (входит, делает знак удивления, слушая песню, а при конце оной): Єй-єй, ангельскій глас!

Параска (увидев). Ох мені́ ли́хо!

Дьяк. Радуюсь сердечно... тоє-то душевно, что слишу глас веселія вашего сердца і ніжайший отдаю вам, Параскева Пантелімоновна, добри́день.

Параска А се ви, Хома́ Григо́рович? Цур же вам, як ви мене зляка́ли!

Дьяк. Аз єсм, тоє-то... да гді же ваш возлюбленний сожитель?

Параска. Пішо́в по зайці.

Дьяк (про себя). Сія оказія для меня сладка, яко мед дивій. (К Параске.) Так вам удалась видумка Онисії? Он... тоє-то, як його́... направіл стопи своя на дібраву: там бо єсть прибіжище заяцом. С оружієм ілі... тоє-то... с дрекольмі?

Параска. І, ні! З кова́ним кабанце́м.

Дьяк (смеется). Хе, хе, хе! Не мечіте бісера пред свиніями. Сіє єсть чудо неизглаголанноє... Но ви, здаєтся мнє, якоби творіте надо мною глумленіє.

Параска. Ні, да́лебі що пра́вда. Потя́г у по́ле скілько ви́дно.

Дьяк. І так ви посвятили своєго Романа в патентовиє мисли́вці?

Параска. Неха́й лиш тро́хи провітриться, а то́ вже так розле́жався, що не хо́че ні за віщо й приня́ться.

Дьяк. Єй-єй, премудро! Дак теперь без всякого преткновенія можно мні насладитися всевозлюбленнійшею бесідою с вами?

Параска. Що́ таке́?

Дьяк. Моя сладчайшая! Ви не внемлете глаголу моєму.

Параска. Одже ви, Хома́ Григо́рович, так гово́рите по-письме́нному, що я і не второ́паю.

Дьяк. Я... єй, єй, не изберу глагола к уразумленію вас в страстех моїх, которимі любовь моя со дня воззрінія на вас на поклонах воспламенила моє сердце.

Параска. Да́либі, я не зна́ю, що́ ви ка́жете.

Дьяк. О, Боже мой! Ка́к не уразуміть глагола моєго і не догадаться, что я, то єсть, яко олень к істочнику, к вам прибігаю.

Параска, Що́? Оле́на?

Дьяк. Яка́я тут Оле́на? Боже мой! Я возлюбих вас всім сердцем і душею.

Параска. Не зна́ти, що́ ви вига́дуєте! Я проси́ла вас, Хома́ Григо́рович, прийти́ протверди́ть ту пісню, що ви мене́ на христи́нах у дя́дини учи́ли, а ви мені́ прова́дите не зна́ти що́.

Дьяк. Очень до́бре; ізрядно. (В сторону.) Гласом моїм воззову к ней і в пісні возвеличу єя. (К Параске.) Приклоніте ухо ваше і внемліте гласу моєму.

Параска. А ну́те, ну́те!

Дьяк (поет):

Я люблю тебя і стражду,

Но отради не сищу;

Зріть тебя всегда я жажду,

І очей не насищу;

Бить хощу всегда с тобою

І с тобой всегда віщать,

Наслаждатись красотою

І словам твоїм внимать.

Жизнь с тобою провождати —

Ніт утіхи мні іной,

І тебі немилим стати —

Ніт мні горести другой.

Ти єдина составляєш

Радость і печаль мою,

Ти єдина заставляєш

Річь сказать меня сію.

(Параска вторит за Дьяком ту же песню. Я люблю, тебя і стражду, и проч.)

Дьяк. Єй-єй прекрасно! Ви сове́ршенно ізучились сему сладкому пінію.

Параска. Спаси́бі вам, Хома́ Григо́рович! Да як ви хо́роше співа́єте ба́сом!

Дьяк. Так, так, моя возлюбленная.. А какоє же ви сотворите мні воздаяніє?

Параска. Я для вас варе́ної навари́ла і ку́рочку спекла́.

Дьяк. Всякоє даяніє благо і всяк дар совершен; но... тоє-то... щедроти ваши не суть совершенни.

Параска. Що́ таке́?

Дьяк. То́-єсть — бремя тяжкоє отяготі на мні; — ність мира в костех моїх; слякохся до конца, по вся дні сітуя хождах.

Параска. Одже я ба́чу, що ви, Хома́ Григо́рович, в хма́ру захо́дите.

Дьяк (вздыхая). Ох!...

Параска. Чого́ ви так ва́жко здиха́єте?

Дьяк (про себя). Єй-єй, не знаю, какими глаголами вскрить мні страсті сердца моєго: язик мой прильне гортані.

Параска. Що́ вам, Хома́ Григо́рович, ста́лось? (Про себя.) Чи він не скази́вся?

Дьяк (прихилившись к стене, берется рукою за сердце, воздыхает). О, дух немощи овладіша мною.

Параска. Вам, ма́буть, ну́дно, Хома́ Григо́рович? Мо́же, у вас со́няшниця або́ завійниця? Ви́пийте-лиш ча́рочку запіка́нки. (Становит на стол горілку. Вдруг слышит лай собачий.) Ох мені́ ли́хо! Хтось іде́! По́кот не да́ром бре́ше! (Выглядывая в окно.) От біда́! Со́цький, да ще з москале́м, як раз сюди́ пряму́ється.

Дьяк. Проклятії люди! Тоє-то... яко скімни рикающій! Тепер мні остаєтся сотворити благо і направити стопи моя во свояси. (Хочет уйти.)

Параска. Стріва́йте лиш, Хома́ Григо́рович, послу́хайте мене́. Тепе́р со́цькому бага́цько діла: москалі війшли́ в село́ сього́дні, дак йому́ тре́ба квати́рі відво́дить; то вони́ не до́вго тут бу́дуть... Схова́йтесь під при́валок.

Дьяк. Єй-єй, премудро!

Параска. Шви́дче ж хова́йтесь, бо вже вони́ в сінях. (Подбирает его под привалок и закрывает рядно́м.)

Дьяк (под привалком). Ах Боже мой! Як преізрядно, єсліби і ви, Параскева Пантелемоновна, здісь со мною обіталі!

ЯВЛЕНИЕ VII.

ПАРАСКА, СОЦКИЙ и СОЛДАТ.

Соцкий. Помайбі вам!

Параска. Здоро́венькі були́, пане ку́ме!

Соцкий. А кум де? Чи вже на піч забра́вся, або́, мо́же, сього́дні з пе́чи і не зла́зив?

Параска. Да нема́ до́ма.

Соцкий. А де ж він?

Параска. Пішо́в у по́ле.

Соцкий. Оце́, ма́буть, уже́ наси́льне його́ ви́турлила.

Солдат. А что́ же, здесь мне квартира?

Соцкий (к солдату). Здісь, ту́тича. (К Параске.) Ку́мо, оце́ вам постоя́лець... да глядіть, щоб у вас все гара́зд було́.

Параска. Ох, мені́ ли́хо!

Солдат (скидая амуницию). Не бойсь, хозяюшка: я добрый человек; наше дело солдатское. Нам много не надо: курица к обеду, а другая к ужину; а если и лаврениками накормишь, то сердиться не стану; от меня ты худа не услышишь.

Параска. Якби́ було́! (К соцкому.) Що́ оце́ ти, ку́ме, ро́биш? Ти ж обіща́вся не ста́вить у нас посто́ю!

Соцкий. Постій, ку́мо, не вару́й. На сей раз ослобони́ть тебе́ від постою, да́лебі, не мо́жна: всі ха́ти заняли́, а в іншій по два і по три. Наро́д і та́к на ме́не вражду́є, що де́коли вас обмина́ю; да я ж тобі і москаля́ привів предо́брого. Він стоя́в у сва́та мого́ в Ракосі́чі, і сват мій ним не нахва́литься.

Параска. Бідна мо́я голо́вко! А я хоті́ла ха́ту ма́зать!

Соцкий. Або́ пожениха́ться з ким без Рома́на.

Параска. Не знать що́ ти, ку́ме, вига́дуеш! Я не зна́ю, як у те́бе язи́к не заболи́ть, отаке́ ме́лючи. (К солдату.) Мо́же б ви, служи́вий, відпочи́ли?

Солдат. Ладно, хозяюшка; однако ж дай мне прежде чего покушать.

Параска. Що́ ж вам дать? Ми вже пообідали.

Солдат. Ну, чево-нибудь на первой случай, а там уж приймемся делать лавреники. Вить я уж более года стою в Малороссии вашей и сам их делать научился.

Соцкий. От ба́чиш, ку́мо, яки́й моска́ль мото́рний! Він тобі і варе́ників наро́бить. (Увидя водку, для дьяка приготовленную.) А се що́ в пля́шці?

Параска (про себя). Ох мені́ ли́хо! І забу́ла схова́ти! (К соцкому.) Да се для Рома́на отиска́ла, щоб почастува́ть, як ве́рнеться з по́ля.

Соцкий (грозит пальцем). Ей, ку́мо! Ти ли́хом, бачу́, гра́єш...

Параска. Іще́ чого́ чи не бу́де? Уже́ ти мені́ допік своїми ви́гадками?

Соцкий. Ну? Го́ді ж, го́ді, ку́мо! (Вынимает из кармана деньги). На́ тобі гро́ші да купи́ для свого́ Рома́на, а ми сю ви́п’єм з служи́вим. (Садится, наливает в чарку горілку и потчивает солдата). Прошу́ ви́пить, па́не служи́вий.

Солдат (берет чарку). Ай да приятель! Здраствуй, любезный! (Выпивает.) Сват твой... (Утирает усы.) как бишь ево?

Соцкий. Ове́рко. (Наливает горілку в чарку.)

Солдат. Да́ да́, да́? Веве́рко, Веве́рко!... Правду сказать, таких людей мало нынича на свете.

Соцкий (взяв в руки чарку). Неха́й же йому́ леге́нько ікне́ться. (Выпивает.)

Параска (про себя). Щоб вас чорт забра́в зо всім ва́шим ро́дом!

Солдат. А хозяюшка?

Соцкий. Пріська.

Солдат. Да́, Приска!... Дай Бог ей здоровье — как мать родная. Право, таких хозяев не сыщешь во всем белом царстве.

Соцкий (наливает в чарку горілку). Ку́мо, ви́пий лиш і ти ча́рку за здоро́в’я сватів моїх.

Параска. Да спаси́бі, ку́ме! Не турбу́йтеся мно́ю.

Соцкий. Чого́ ти так зажури́лась? Що Рома́н пішо́в у по́ле? Він шви́дко бу́де. На́ лиш ви́пий, прошу́.

Параска. Не хо́чу, да́либі не хо́чу.

Соцкий. О, яка́ ж бо ти зати́нчива! Почасту́й же нас (подает ей чарку), коли́ сама́ не хо́чеш.

Параска (берет в руки чарку и пляшку и подносит соцкому). Ізволяйте, па́не ку́ме.

Соцкий. В рука́х ма́єте.

Параска. Неха́й же здоро́ві бу́дуть Ове́рко і Пріська. (Кланяется и немножко надпивает скривившись; доливает чарку и подносит Соцкому.)

Соцкий (показует ей чтобы она поднесла солдату). Прошу́ ви́пить, па́не служи́вий.

Солдат (взяв в руки рюмку). Да здраствует Веверко и Прицька!

Соцкий (смеется). Утя́в Панька́ по шта́нях!... Як, я́к, моска́лю?

Солдат. Как? Да здраствует Веверко и Прицка!

Соцкий (смеется, а потом опять наливает чарку). Га́рно ти, моска́лю, навчи́вся говори́ть по-на́шому. (Выпивает, встает и выходит на средину сцены.) Га́рно, моска́лю, га́рно!... Де ти так навчи́вся?

Солдат. Да все же у твоего свата, не только говорить, но и петь научился ваших хохлацких песень.

Соцкий. Чи ба́чиш! (Протирая усы.) А ну, будь ласкав, моска́лю, заспіва́й, яко́ї там сват мій навчи́в тебе́. Я всі його́ пісні́ зна́ю і сам коли́сь було́ співа́ю.

Солдат. Изволь. (Поет)

Ах в поле могила

С ветром разговаривала:

Не дуй, ветер, ты на меня,

Чтоб я не почернела.

Соцкий (смеется до уморы). Га́рно, моска́лю, га́рно! Ну, вже втяв до гапли́ків! Се вже кра́ще від тієї, що, «в горо́ді бузина́, а в Ки́єві дя́дько, за те тебе́ полюби́ла, що на руці пе́рстень.»

Солдат (продолжает).

Чтобы в реке не плодилась рыба

За то, что я за Дунай заехал.

Соцкий (смеется до уморы). Ха, ха, ха! Ой, ой, ли́шенько! Го́ді, го́ді, моска́лю! Будь ла́скав, го́ді, а то́, далибі, кишки́ порву́ від сміху!

Солдат. Чево ты смеешься?

Соцкий. Да я́к же не смія́ться? Ти не знать по-я́кому співа́єш.

Солдат. А как же?

Соцкий. Слу́хай, я тобі заспіва́ю (поет.)

У по́лі моги́ла

З вітром говори́ла:

Не вій, вітре, ти на ме́не,

Щоб я не чорніла.

Ні вітер не віє,

Ні со́нце не гріє,

Тільки в степу́ при доли́ні

Трава́ зеленіє.

(Музыка. Потом:)

Соцкий. А що́, моска́лю, чи так сват мій співа́в тобі?

Солдат. Да́, да́, точно так.

Соцкий. То́-то, мосьпа́не! А ти не втнеш, да́ром що в ґу́дзиках.

Солдат. А знаеш ли ты другую?

Соцкий. Яку́?

Солдат. Ах был, да нетуте, да поехал на мельницу.

Соцкий. Ха, ха, ха! Бода́й тебе́, моска́лю! А сієї ж де́ ти навчи́вся?

Солдат. Эту часто поёт-бывало Прицка.

Соцкий. Та, мо́же, не так?

Параска. Мо́же:

Ой був, та нема́

Та поїхав до млина?

Солдат. Да, да!

Ой был да нима

Да поихав до млина́.

Соцкий. А ти зна́єш, ку́мо, сієї?

Параска. Зна́ю.

Соцкий. Заспіва́й же нам, се́рце.

(Параска поёт. Соцкий аккомпапирует. Солдат танцует. Когда Параска оканчивает другой куплет, — )

Солдат. Ай да хозяюшка! Спасиба тебе (хочет ее обнять.)

Параска. Геть, моска́лю! Не жарту́й! (Отталкивает его.) Оцього́-то вже я не люблю́ і — суча дочка́ — коли́ не трісну так, що й о́чі ви́лізуть! От як хо́роше! (Поправляет очіпок.)

Соцкий. Ось як воно́ співа́ється! Ба́чиш, моска́лю? Не так, як ти, мов коза́ в шкви́рю.

Солдат. Да чорт ево знает; я долго учился, да мудрено, языком-та не сладишь.

Соцкий. То вже так. Моско́вський язи́к ду́же го́стрий, та ба́!

Солдат. Однако ж я этак целой день пробаю; — хозяюшка! да-ка чево-нибудь закусить; ноги-та крепко болят от походу, нада отдохнуть.

Соцкий. Ку́мо, пошука́й лиш там у печі: чи нема́ борщу, або́ ка́ши, бо́ ква́ши! Або́ лемішки, або́ пу́трі, або́ за́тірки, або́ солома́хи, або́ пампушо́к, або́ галушо́к, або́ шуликів, або товче́ників. Уже́ ж таки́ тре́ба москаля́ чимсь нагодува́ти.

Параска. Да́либі, ку́мочку, і в печі не топи́ла.

Соцкий. Да́к ки́нься да звари́ чого-не́будь.

Солдат. Ну, нечево делать, солдатское брюхо привыкло постничать (ложится); после хозяюшка меня накормит.

Соцкий. Гляди ж, будь ласка́ва, ку́мо, щоб ти, як моска́ль спочи́не, нагодува́ла служи́вого; я б його́ узя́в до се́бе, дак у ме́не копита́н кватиру́є. Проща́й. (Уходит.)

Параска. Іди́ здоро́в.

Соцкий (смотрит на солдата). Уже́ моска́ль і захріп. Знемігся, сердя́га, від похо́ду. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ VIII.

ПАРАСКА и ДЯК.

Параска. Наси́лу убра́вся! От чорт госте́й приніс не в по́ру! (Засматривает в глаза спящему солдату.) Спаси́бі москалю́, і голо́дний засну́в. (Поднимает рядно.) Хома́ Григо́рович! Чи ще ви ту́та жи́ві?

Дяк (выходит на цыпочках со страхом, делая знак Параске). А що́ служи́вий?

Параска. Спить, аж харчи́ть, мов чорти́ його́ да́влять.

Дяк. Єй-єй, хорошеє я діло зділав... тоє-то... що укрився. Блажен муж, іже не іде на совіт нечестивих. А чтоби і паки не послідовало какоє.. як його́... преткновеніє, то тре́ба направить стопи своя — во-свояси.

Параска. Постріва́йте бо, Хома́ Григо́рович! Тре́ба-таки́ нам хоч варе́ної покоштува́ти, бо вже вона́ і так прохоло́ла.

Дяк. А разві ви оной не сокрушили со служивим?

Параска. Як из служи́вим? Оце́ неха́й Біг ми́лує! Я тільки для вас, Хома́ Григо́рович, навари́ла й напекла́. Сіда́йте лиш. (Ставит варену и кушанье.)

Дяк. Благодатная Параскевія! Ніт конца доброті вашей.

Параска (потчивает дяка). Ізво́льте, году́йтесь; а то́ не вда́сця нам ні попи́ть, ні поїсти: моска́ль таки́й голо́дний ліг, як соба́ка, і як проки́неться, то сам усе́ потріска. Пече́ню ж хоть возміть з собо́ю. Чи влізе ку́рка в кише́ню? (Смотрит на карман.) Ох, яки́й же він засмальцьований... Да тут, бачу́, і са́ла кусо́к.

Дяк. Ох, Боже мой! І забу́в ви́нять. Се Онисія Гавриловна пожаловала на школу.

Параска (подходит к окну и кричит). Ох мені́ ли́хо! Рома́н іде́! Да ще й серди́тий! Оттепе́р біда! Що́ він ска́же, як тебе́ заста́не? Уже́ і так вибива́є тобо́ю мені́ о́чі, що ти мене́ на у́лиці іноді зачіпа́єш, а тепе́р надса́дить мені́ бе́бехів, да і вам, па́не Хо́мо, не без біди́ бу́де.

Дяк (подбегая к окну). Тоє-то... тоє-то... яко... ко... ко... лев рикающій! Куди мені́... тоє-то... укритися от поруганія?... Єй, єй, он сокрушит і кості моя!... куди мені́ укри́тися?

Параска (прибирая с стола варе́ну и кушанье). Лізьте шви́дше оп’я́ть під при́валок.

Дяк. До́бре, до́бре... тоє-то... да как же ізбавлюся от поруганія?

Параска. Не бійтесь, Хома́ Григо́рович: я уже́ ви́гадала, як дурно́го Рома́на обмани́ти. Я за́раз ви́проважу його́ до дя́дька, а вас тоді і ви́пущу.

Дяк. Труд велій об’яша мя.

Параска. Мовчіть, Бо́га ра́ди: Рома́н в сінях (Вносит проворно зайца, кладет на столе и сама садится прясть.)

ЯВЛЕНИЕ IX.

РОМАН, ПАРАСКА и СОЛДАТ.

Роман (за кулисами). Відчини́!

Параска (отворяя дверь). Чого́ ти репету́еш? Мовчи́, Бога ра́ди!

Роман. Ось я тебе́ замо́вчу! На́що ти мене́ одури́ла, дідько б ути́сся твоєму ба́тькові? (Намеревает ударить)

Параска (увертывается от удара). Що́ ти ро́биш, навіже́ний?

Солдат (лежа). Хозяйка!

Роман. Що́ се?

Параска. Поба́чиш! Я тобі каза́ла, що мовчи́! Москаля́ поста́вив со́цький на кварти́ру: да тут таки́й презли́й! Тро́хи не бив мене́: наси́лу його́ ублага́ла.

Солдат. Хозяйка!

Параска. От і біда́!... За́раз.

Солдат. Не слыхать ли барабана?

Параска. Ні, не чуть.

(Солдат засыпает.)

Роман (осматривает осторожно и усматривает зайца). Гля! за́єць! Де він узя́вся?

Параска. Що́ ти ди́вишся, лу́паєш?

Роман. Де ти взяла́?

Параска. А се ж той, що кова́ний приніс.

Роман. Чи спра́вді?

Параска. Буцімсь-то ти й не зна́єш?

Роман. Да́либі і не зна́ю, і не ба́чив!

Параска. Одже він прити́рив його́ аж до поро́га.

Роман. Ну, гара́зд же! А то́ я зали́в би тобі за шку́ру са́ла.

Параска, За віщо?

Роман. Я ду́мав, що ти мене́ одури́ла; бо як ви́йшов у по́ле і тільки-що похили́в до Стецько́вої ба́лки, аж мисли́вці пруть за́йця як раз на ме́не. Я шви́дче з мішка́ кова́ного і дава́й тютю́кать во все го́рло. За́єць же потя́г туди́, к Чми́рові дуби́ні, а кова́ний пря́мо шляхо́м до села́.

Параска. То він навпере́йми пішо́в.

Роман. Да ма́буть так: по тій же тропі і хорт оди́н увяза́вся; а я́к уже́ лови́в його́ кова́ний, да́лебі не зна́ю, бо по́ки я ви́брався з ба́лки, то вже ні хортів, ні порося́ти не ви́дно було́; я ж так ухо́ркався, по́ки ви́брався из єрину́диної ба́лки, що аж соро́чка мо́кра.

Параска. Да тут хло́пці каза́ли, що кова́ний пійма́в його́ біля Свири́дового вітряка́.

Роман. Бач, аж де́ дійшо́в його́ мій голу́бчик! Тепе́р бу́де пече́ня.

Параска. Бу́де, тілько піди́, мій Рома́не, покли́ч дя́дька і тітку; бо вони́ зро́ду за́ячини не їли.

Роман. Да іно́се.

Солдат (встает и является на сцену, протирая глаза). Что́ это за мужик?

Роман. Да ми туте́шні.

Солдат. Не хозяин ли?

Роман. Даджеж не хто — хазя́їн.

Солдат (про себя). Неужели это её муж? Ну, так она не совсем виновата. (К Параске.) Что́ же, хозяюшка, давай теперь чево покушать.

Параска. Що́ ж тобі да́ти? Он шмато́к греча́ника: їж, коли вку́сиш.

Солдат. Нет ли чего повкуснее? небось, старика накормила.

Роман. Ні, моска́лю! Су́чий син, коли́ і ріска була́ в ро́ті, а їсти хо́четься так, що аж кишки́ ко́рчить, да да́сбіг-чого. Оце́ вона́, спаси́бі їй, дала́ шмато́к греча́ника, дак не вкушу́: не тобі ка́жучи, зубів уже́ лиха́-ма́ти-ма́є.

Солдат (про себя). Бедный мужичок! (К Параске) Так у вас и хлеба нету-те?

Параска. А де же його́ взя́ти? Тепе́р у нас неврожа́й. Зароби́ла була́ тро́хи, да й той стари́й попро́дав.

Солдат. Как можно продать последний хлеб? Это худо.

Роман. А що́ ж ма́єш роби́ти? Де ж би я гро́шей узя́в на поду́шне? Зароби́ть не зду́жаю; нивки́ і ліски́ уже давно́ розпро́дав; скот ніпо́чому; тільки що послі́дній хліб прода́ти, щоб прокля́ті сіпа́ки не облива́ли на моро́зі холо́дною водо́ю. До́бре було́ коли́сь, що прода́в бу́зівка, та й розплати́вся; а тепе́р і коро́ву з теля́м продаси́, — то тілько хіба́ за полови́ну запла́тиш, бо тепе́р та коро́ва, що тре́ба було́ рублів со́рок заплати́ти, більш не даду́ть я́лишники, як рублів де́сять. О таке́ тепе́р на світі наста́ло! Де ж нам гро́ші бра́ти?

Солдат. Да как же ты живешь?

Роман. Ота́к, мосьпа́не: що як запряде́ стара́ шмато́к хліба, то й їм; а тепе́р наки́нув голова́ засіда́телські мітки пря́сти, то більше того́, що нахлищу́сь борщу́, да голо́дний і спать ля́жу.

Солдат. Да, худо, старик. Однако ж хозяюшка нас накормит.

Параска. Чим? Хіба́ тря́сцею?

Солдат (про себя). Постой же, плутовка, я тебя накажу. (К Роману) Ну, так я тебя, хозяин, накормлю; хочешь ли?

Роман. Да спаси́бі, моска́лю; у ме́не да́либі аж се́рце боли́ть, що нічим вас нагодува́ти. (Вынимает из кармана деньги), Пара́сю! Піди́ лиш купи́ хоч чве́ртку; мо́же, служи́вий ви́п’є з доро́ги, да чи не добу́дем хоч у дяка́ паляни́ці: він у нас, ба́чця, чоловік до́брий.

Солдат. Не трудись, старик, не нада ничего: я знаю, что ты до́брой человек (да безмозглой); у нас будет что́ пить и есть без денег; только чтобы вы обое меня слушали и все то́ делали, что́ я скажу.

Роман. До́бре, моска́лю. Я чоловік нерети́вий.

Солдат. Послушай же: я буду ворожить, так вам надобно стать вот здесь и зажмурить глаза. Становитесь. (Становит на средине театра).

Параска. Що́ се бу́де? Не зна́ти, що́ моска́ль вига́дує.

Роман. Чи воно́ ж, бу́дьте ласка́ві, служи́вий, не грішно бу́де?

Солдат. Нет, уж я за то отвечаю, Становитесь.

Роман. Да іно́се. Станови́сь, Пара́сю, тілько бу́дьте ласка́ві, коли́ б воно́ не те́є...

Солдат. Не бойсь. Ну, зажмурь глаза.

Роман (зажмурив глаза). Уже.

Солдат чертит кругом их палкою. Бер... бар... дар!

Роман. Добро́дію служи́вий!

Солдат. Не бойсь, (Чертит палкою, и говорит невнятные слова).

Роман. Постійте, су́дирь, бу́дьте ласка́ві, постійте.

Солдат. А что́?

Роман. Я ненаро́ком і сам не зна́ю, як розплю́щив о́чі.

Солдат. Экой ты! Эдак и сам пропадешь, и мне беды наделаешь.

Роман. Уже́ бу́ду держа́ть руко́ю.

Солдат. Ну, держи покрепче.

Роман. А, до́бре. Пара́сю! Гляди́ ж, не розплю́щ очи́ць.

Солдат (между тем выносит и становит на стол кушанье и варену). Ну, Роман, теперь конец. Смотри сюда.

Роман (смотрит с удивлением). Гля!

Параска (в сторону). Не єрети́чий і моска́ль, яки́й же хи́трий!

Солдат. Ну, хозяин, милости просим покушать. (Начинает есть).

Роман (глядит на все стороны). Де воно́ взяло́сь?

Солдат. Ну, садись да кушай. Ты никогда не едал так вкусного.

Роман. Чи воно́ ж не грішно бу́де?

Солдат. Да веть я тебе сказал, что я отвечаю!

Роман (приступая со страхом к столу). Моска́лю, служи́вий! Чи мені мо́жна перехристи́ться?

Солдат. Пожалуй, крестись себе, сколько хочешь.

Роман (крестится и шепчет молитву). А стра́ву мо́жна перехристи́ть?

Солдат. Нет, не можно.

Роман (отступая назад). Одже, да́либі мені́ мо́торошно.

Солдат. Не бойсь. (Дает ему́ в руки кусок). Вот на, ку́шай.

Роман (принимаясь дрожащею рукою). Го́споди, благослови́ (и крестясь). Да вже ж, що́ ба́бі, то те й грома́ді. (ест; к Параске) Па́расю! А ти ж чому не їси́?

Параска. Неха́й Біг ми́лує, щоб я їла у пе́клі ва́рене.

(Солдат грозит Параске пальцем.)

Роман (опускает из руки кусок). Чи воно́ ж, служи́вий, у пе́клі вари́лось?

Солдат. Да где бы ни было, нам до того дела нет, лишь бы вкусно. (Наливает варену и дает Роману) Ну-тка, выпей. (После сего солдат встает и идет к Параске).

Роман (надпивает сам и дает жене). Ось покошту́й, Пара́сю, яке́ до́бре.

Параска. Да вже ж, коли́ так, то й я бу́ду їсти; тільки будь ла́сков, служи́вий, зми́луйся над на́ми, не погуби́ мене́.

Роман (не вслушавшись). Даджеж сказа́в, що він за все одвіча́є!

Солдат (трепля по плечу Параску). Не бойсь, все будет ладно, только впередь с солдатами обходись лучше. (К Роману). Ну, Роман, кушай.

Роман (уплетая жаркое). Оттепе́р наївся, аж нена́че на животі поле́гшало.

(Параска упрашивает солдата выпустить дяка, и он соглашается.)

Солдат. Хорошо, изволь.

Роман. Спаси́бі тобі, служи́вий, що ти напра́вив тро́хи ке́ндюх; тільки тепе́р, ма́буть, тре́ба бу́де ха́ту посвяти́ти.

Солдат. Не надо; я тебе сам всех чертей выгоню; только ни с места!

Роман. Ух, аж шку́ра підніма́ється: так страшно. Да вжеж, коли так, то і не тину́.

Солдат. Ну, станьте здесь. (Становит обоих среди театра.) Вот так. (Завязывает глаза им и связывает руки.)

Роман, Ух, стра́шно!

Солдат (завязывая глаза). Ну, Роман, тебе надобно выучить сии волшебные слова: джун... бер .. дач... дур.. ниер... гапта... де...

Роман. Не зумію, мосьпа́не, ви́читать.

Солдат. Как «не зумієш»? Говори за мною: Джун.

Роман. Жук.

Солдат. Вер... дач.

Роман. Пепе... перь бач

Солдат. Дурниер.

Роман. Дурни́й я

Солдат. Гапта... де. Гапта де. Гапта де.

Роман. Га́пка де... Га́пка де.

Солдат. Ну, смотри же, Роман, как крикну я: ура! то ты тотчас должен говорить сии слова самым громким голосом.

Роман. Ей, да́либі, моска́лю, не ви́читаю: важке́ ду́же на язи́к.

Солдат. Ничево! Смотри только, не забудь. (Уходит и раздевает Дяка.)

Роман. Да коли́ б не забу́ть. Пара́сю, чи ти переняла́?

Параска (печально). Переняла́!

Роман. Нагада́єш же мені́, як помилю́сь. (Говорит вполголоса.) Жук... бе... бе... бе... бер, бердь... бач... дурни́й я... Га́пка де, Га́пка де... Гапка де. (Берется за живот.)

Параска. О, щоб тебе поби́ла лиха́ годи́на!

Роман. Ох, ох, служи́вий! Мосьпа́не служи́вий!

Солдат (продолжая около дяка работу). Что́ ты там?

Роман. Будьте ласка́ві, чи ще воно́ до́вго бу́де?

Солдат (продолжая работу). А что́ там?

Роман. Коли́ до́вго, то б я на час на двір пішо́в.

Солдат. Зачем?

Роман. Прошу́ прости́ть, мені́ нена́че те́є...

Солдат (прибрав кафтан и выпачкав дяка сажею). Ура, Роман!

Роман. Джу... джу... джу... Пара́сю, я́к?

Параска. О, щоб те́бе поби́ла лиха́ годи́на!

(Солдат подходит к Роману.)

Роман. Жук... бердь... бач... дурни́й я... Га́пка де. (Топает ногами и плюет.)

Солдат. Теперь совсем. (Развязывает глаза.)

Роман (протирает глаза). Ух, ух!

Солдат. Ну, смотри, Роман, ка́к чорт выбежит. (Смотрит на дяка, стучит палкою и говорит) Гапта де... Гапта де... Гапта де!

(Дяк, выпачканый, чрез сцену уходит вон.)

Роман (дрожит и крестится). А яки́й же страшни́й!

Солдат. Ну, Роман! Теперь чорта выгнал, а гнездо себе возьму. (Прибирает дяково платье.)

Роман. О, спаси́бі тобі, добро́дію служи́вий! Тільки прошу́ не в гнів: скажіть, бу́дьте ласка́ві, — я чув, що нечи́стий дух з рога́ми; а у сього́ и ріжкі́в нема́.

Солдат. Ну, нечего делать. Рога он тебе оставил.

Роман. Ох мені ли́хо! (Хватает себя за лоб.)

Солдат. Ничего, Роман! (Трепля Романа по плечу:) и получше тебя бывают с рогами...

Роман. Пара́сю! Що́ ж мені́ роби́ти?

Параска. Якби́ ти не лежа́в з ра́нку до ве́чора та роби́в так, як лю́ди ро́блять, то б не було́ сього́ нічо́го; а то́ по́ти лежа́в, по́ки ви́лупив чо́рта. Я тобі скілько каза́ла: «Е, Рома́не, не ліну́йся. Ліность до добра́ ніко́ли не приво́дить.»

(Занавес опускается.)

Словничок

Баглаї — лінь; баглаї напали — лінь бере.

Бебехи — внутрощі; надсадити бебехів — відбити боки.

Бузівок — однорічне теля.

Витурлити — тут: витурити.

Волоки — зав’язки у личаків чи постолів.

Ворох — купа непросіяного збіжжя.

Іносе — згоден, зрозуміло.

Кендюх — шлунок

Кований — плямистий (про колір свиней).

Коробка — міра сипкіх речовин; молотить за коробку — молотити, отримуючи частину вимолоту за плату.

Мітка — міра ниток.

Тинутися — смикатися.

Чухмаритися — чухатися; тут: зволікати.

Ялишник — скупник худоби.

[Адаптовано для сайту litopys.kiev.ua за виданням: В. А. Гоголь. Простак, или хитрость женщины, перехитренная солдатом // Основа. — 1862. — № 2. — С. 19-43.]

Василь Панасович Гоголь-Яновський (1777, х. Купчинський, тепер с. Гоголеве — квітень 1825, с. Кибинці), письменник, актор, полтавський поміщик. З походження старшинського роду, син миргородського полкового писаря. Батько Миколи Гоголя. Навчався в Полтавській духовній семінарії. Служив на посаді чиновника поштамту. 1805 року у чині колезького асесора вийшов у відставку, жив у родовому маєтку в с. Василівці (тепер Гоголеве). Під час війни 1812 року складав відозви до поміщиків Полтавщини про набір рекрутів та збирання коштів на військові потреби. На початку 1820-х років організував домашній театр у с. Кибинцях, у маєтку свого далекого родича, відставного міністра юстиції Д. П. Трощинського. Написав і поставив для цього театру кілька п’єс народною мовою, в яких грав сам. Відомі дві його комедії: «Собака-вівця», що збереглася тільки в переказах сучасників (Кулиш П. А. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем. — СПб., 1856. — Т.1-2.) й епіграфах до оповідань Миколи Гоголя («Сорочинський ярмарок», до гл. II, VI, VII, X та «Травнева ніч»), та «Простак, або Хитрощі жінки, перехитрені солдатом» (Основа, 1862, Т.2; перевид. окремо у 1872, 1878, 1882 та К., 1955). Обидві комедії написані ймовірно між 1822 та 1825 рр.

Література: Щеголев П. Е. Отец Гоголя // Исторический вестник, 1902, кн. 2. Отец Гоголя, этюды и характеристики. СПб, 1914. Українська драматургія першої половини XIX ст. Маловідомі п’єси. К., 1958. Иофанов Д. Н. В. Гоголь. Детские и юношеские годы. К., 1951. Грицай М. С. Традиція вертепної драми в п’єсах І. Котляревського та В. Гоголя // Радянське літературознавство, 1963, №1.

---

© Підготовка тексту: Максим, «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua/)
14.VII.2007

---

‹‹   Головна         Ориґінальний текст         Текст у форматі pdf